Возвращение жизни

Шульман Дмитрий

Женщина в белом халате повернулась к старушке и усмехнулась:

– А ты нам, Светлана Михайловна, продай самой крупной фасоли, она для нас и будет бобами…

Торговка засуетилась, высыпала из мешочка фасоль и стала выбирать самую крупную.

– Нет-нет, – остановила ее моя спутница. – Сильно-то не выбирай… эта годится.

Повернувшись ко мне, спросила:

– Ну что, берем?

Фасоль была очень нарядная: белая, с мраморными прожилками, ее кожура матово блестела. Стоящая рядом женщина схватила с прилавка мешочек, наполовину заполненный фасолью, и потрясла его:

– А мне и перебирать не надо. Сейчас, мальчик, погоди, вся крупная сверху будет!

Я

опять немного растерялся, но буквально на мгновение: бобов нужно было (как у Джека Лондона) купить ровно на два приема пищи. Готовить еду предстояло не дома на плите, хотя она тоже топилась дровами, а на костре, ночью, в лесу…

Дело в том, что у меня имелась тайна, очень секретная тайна: мне надо было себя испытать. Мне безумно хотелось убедиться, что я не трус, а для этого нужно пойти в лес. Он находился в трех километрах от города, и мне уже не раз приходилось там бывать. Но это летом, когда мы играли в войну. Лазили по настоящим окопам, подремонтировали блиндаж, пока лопатой поправляли бруствер, нашли несколько пуль, гильз, патронов. В августе-сентябре в этом лесу росло много грибов: красные подосиновики, крепкие, с коричневыми шляпками подберезовики. И еще там был хутор, очень живописный хутор. Война его не тронула, хотя бои шли рядом, буквально в километре.

Жил там Анатолий Васильевич, учитель физики. Работал он в другой школе, но нас научил многому: как колоть дрова, как разжечь костер. Грибы с ним собирать было одно удовольствие: вроде ходишь за ним по пятам, а получалось, как будто ты сам нашел уже примеченный им гриб. Учил нас быть терпеливыми и старательными: когда бидончик с земляникой не хотел наполняться, а солнце уже стояло высоко, и комары доставали, он просто говорил:

– Ты же мужчина. Ты же хочешь порадовать маму?..

Так вот, тайный план был такой. Я хотел отпроситься у родителей сходить на хутор. Сначала я разведу в лесу костер, приготовлю бобы с беконом, поем… Это днем. Потом я рассчитывал зайти на хутор, погостить у Анатолия Васильевича, но после… не идти домой, а вернуться в лес, вновь развести костер и уже в темноте приготовить себе вторую порцию бекона. Испытанием должны были стать темнота, ночной лес, одиночество, умение обустроить зимой стоянку и приготовить еду.

…Бобов я купил много: белую фасоль у – старушки, пестро-коричневую – у женщины, которая трясла ею в мешке, а потом высыпала на прилавок. Она так красиво рассыпалась-раскатилась, что ее приятно было собирать.

Доброта этих людей согревала в то холодное декабрьское утро все вокруг. «Ивановна» помогла мне аккуратно сложить покупки, и, горячо поблагодарив женщину, я помчался домой.

Уже рассвело, солнце выплывало румяной зарей, мороз крепчал, но мне было жарко. В кармане моего теплого пальто с меховым воротником еще позванивала мелочь, в руках я нес бекон и бобы. Проходя мимо хозяйственного магазина, вспомнил, что мне нужна веревка – длинная, белая, прочная веревка. Взять ее дома было невозможно: одну я уже порезал, на второй мать сушила белье.

В магазине пахло хозяйственным мылом, дегтем, краской, металлом, особенным духом гвоздей.

– Мне, пожалуйста, веревку… белую, самую длинную.

Продавщица не торопясь выплыла из-за прилавка и скрылась в подсобке, откуда потом раздался недовольный голос:

– Ну где ты там, иди, смотри свою веревку!

У ног этой грузноватой женщины лежала бухта веревки – белой и очень толстой.

– Это же канат, – имел неосторожность сказать я, – мы по такому на физкультуре лазаем.

Мои слова вызвали бурную реакцию, продавщица вся даже заколыхалась от возмущения:

– Веревка

ему нужна, а сам не знает, какая!..

Нет, я точно знал, какая: белая, прочная, длинная и… невидимая. Последнее озадачило и возмутило еще больше:

– Какая-такая невидимая?! Я что тут – сказками торгую? У меня товары серьезные, хозяйственные, люди для дома покупают.

И тут я сказал глупость, но она мне помогла. Возмутившись, выпалил, что не прошу у нее ковер-самолет, знаю, что не продают, а прошу нормальную веревку. Продавщица, на мгновение опешив, рассмеялась:

– Ты что, сказок начитался?..

– Не сказок, а Джека Лондона, – ответил я вызывающе.

Пауза затянулась, она что-то пробормотала, а потом спросила:

– Ты, наверное, читал «Белый Клык», мне сын рассказывал. Так может, тебе нужны суровые нитки?

– Мне нужна веревка!

– Для чего тебе нужна веревка? – разговор приобретал деловой характер.

Раскрывать тайну было нельзя. Я замолчал, а продавщица достала со стеллажа большой моток.

– Смотри, – сказала она. – Эти нитки прочные, белые, почти невидимые, такие не порвешь, ими что угодно делают: можно и валенки подшивать, и для лошадей сбрую шить. Берешь?..

Я подержал в руках, посмотрел, намотал на кулаки и попробовал порвать. Руки краснели, синели, но толстые нитки не рвались, именно такая нитка-веревка была мне нужна для тайного испытания. Уже некогда было думать и сомневаться. Купил. Денег осталось пятьдесят копеек.

Дома меня уже заждались: воскресный завтрак у нас всегда был совместный. На кухне было очень тепло, топилась плита. Дрова потрескивали, на черном металле стояли кастрюли, готовилась еда на завтрак и обед, кольца, закрывающие отверстия, накалились, чайник шумно фырчал, вода вот-вот должна была закипеть.

Мать достала сковородку и сказала:

– Ну, где твой бекон? Давай, будем жарить.

Картошка уже почти сварилась, в эмалированных мисках на столе лежали соленые огурцы, грибы, нарезанный кольцами лук, крупная серая соль, перец. Все пахло нестерпимо аппетитно… одним словом, воскресный завтрак. Я положил на стол бекон (половину вместе с бобами припрятал в холодном коридоре).

В кухню вошел отец и спросил, почему я так долго гулял по рынку. Пришлось подробно рассказать про мои похождения: что бекон оказался подчеревиной, а бобы – фасолью, а также про «Ивановну». Родители слушали с интересом, посмеялись, мать быстро поджарила мой «бекон», и мы сели завтракать.

Когда уже чаевничали, я стал отпрашиваться на хутор. Отпустили, предупредив, что декабрьский день короткий, а на улице морозно. Метели вроде не должно быть, но возвращаться лучше засветло.

Это меня сильно смутило, ведь мой план был совсем другим, а рассказывать тайну нельзя…

Вообще-то, мы собирались идти вдвоем с соседским пацаном, который был старше меня на год. Сначала он согласился. Вроде интересно: зимой в лесу приготовить на костре еду, посидеть, помечтать, поговорить… Но когда я сказал, что сидеть надо до темноты, что домой возвратимся часам к восьми, он меня не понял. Зачем дотемна? Потом возвращаться по лесу, по полю, а если сократить дорогу, то вообще придется идти мимо кладбища… Он даже спросил, как взрослый: «Разве еда в темноте будет вкуснее? и потом, по телевизору кино интересное…» Я пытался его уговорить, предложил почитать Джека Лондона. Он согласился, но прочел совсем другие повести и рассказы – там не было Аляски и ее героев, не было охоты, собак, перевалов, там была городская жизнь… Словом, он отказался, согласившись, впрочем, никому не говорить про мой тайный план.