Возвращение
Шрифт:
Километрах в пяти от фронта командирский танк наткнулся на большое поле, сплошь уставленное разбитой техникой. Сюда с передовой специальными тягачами трофейные бригады стаскивали разбитые танки, пушки и бронетранспортёры. Среди них были и немецкие машины. Делалось это то ли для ремонта, то ли для отправки на переплавку.
- Металл в военное время был особенно дефицитен. – Заметил Шаповалов.
- Картина впечатляющая. – Сказал начальник штаба бригады.
Толстый металл танковой брони был прошит бронебойными снарядами.
- Ведь в каждом танке, у каждой разбитой пушки погибли люди. – Внутренне содрогаясь, прошептал Шаповалов.
- И у каждого дома остались родные! – поддержал командира Саркисян.
Они знали, что этот памятник смерти скоро исчезнет, переплавившись в другие танки и пушки.
- Придут новые люди и вновь будут направлены в жуткий конвейер войны, - Иван Матвеевич отвернулся от свалки отходов смерти, - работающий непрерывно и требующий всё новых и новых жертв.
- Пока не победим Гитлера!
- Должны победить…
Преодолевая яростное сопротивление гитлеровцев, и отражая в день по нескольку контратак, отряд и части 161-й и 253-й стрелковых дивизий к концу первой декады октября вышли на северо-восточную окраину деревни Ромашки и закрепились на ней.
- Теперь главное удержаться! – настраивал подчинённых Шаповалов.
- Снарядов маловато…
Два дня противник предпринимал отчаянные попытки сбить их с занимаемого рубежа. Однако стойкость и высокое мастерство советских танкистов позволили им удержать захваченные позиции. Вскоре ему позвонили из штаба 40-й армии:
- Товарищ полковник! С вас причитается.
- Что случилось?
- Скоро будет что обмывать…
По секрету, который для Ивана Матвеевича не был секретом, сообщили о грядущих добрых переменах в его фронтовой жизни. А они, эти перемены, пошли, почитай, косяком. Полковника Шаповалова назначили командиром 10-го танкового корпуса. Через месяц торжественно вручили в Кремле медаль "Золотая звезда" и присвоили звание генерал-майора танковых войск.
Глава 9
Пришёл властный сентябрь, а с ним и золотая осень, та осень, что просится на полотно художника, ласковая, задумчиво грустная, непередаваемо прекрасная. Недолго она радовала поздним теплом, зарядили нудные дожди, и люди больше не смотрели на потускневшие деревья, другие заботы одолевали их.
Усталые и мокрые солдаты собрали всё, что могло гореть и вопреки приказу развели слабосильный костёр. Григорий с натугой стянул сырые сапоги и начал сосредоточенно сушить драные портянки на чахлом огне. Костёр мгновенно окружили солдаты из пополнения, шедшие вперёд.
- Каково на фронте? – спросил дрожащий
- Скоро поймёшь…
- Всех ли убивают? – продолжил расспрашивать новобранец.
- Новобранцев всегда можно отличить от бывалых солдат. – Сказал с усмешкой младший сержант Кошелюк.
– Они суетятся, не находя себе места и предвкушая встречу с фронтом.
- Бывалые же, как только выпадает свободная минута, - поддержал его Григорий, - садятся, поставив автомат между коленями, и расслабляются, отдыхая всеми клетками своего тела.
- Однако они могут собраться в долю секунды, быстро оценить обстановку и, если надо, вступить в бой.
- Мы такие…
Вдруг неподалеку разорвался немецкий снаряд, и певуче засвистели осколки. Один из них, здоровенный и горячий, урча, прошёлся Григорию по спине, вырвал весь зад шинели и, сердито шипя, плашмя упал на снег. Усталый и отупевший от бесконечных боёв он продолжал равнодушно сушить портянку, по-видимому, даже не изменившись в лице.
- Тушите быстрей костёр! – хрипло крикнул Кошелюк. – Немец бьёт на свет.
- Погреться не дадут…
Солдаты стали судорожно разбрасывать ногами горящие сучья, оправданно ожидая нового залпа. Шелехов потрогал поясницу, длинно вспомнил немца и его маму, так как понял, что теперь придётся мёрзнуть. Новобранцы были ошеломлены, испуганы - для них происшествие было диковинным и ужасным…
- Всегда у вас так? – спросил прыщавый солдатик.
- Энто ищо цветочки…
Между тем в боевых действиях наступила ночная пауза. Немцы включили радиорепродукторы, и во мраке украинской ночи громко зазвучала знойная мелодия «Рио-Риты» - модного в предвоенные годы фокстрота. Григорий залез в воронку, но резкий ветер всё время отворачивал полу драной шинели, оголяя спину.
- Чёрт, как холодно! – поёжился он и запахнулся плотнее.
- А если сходить к интендантам, - несмело предложил новобранец, - попросить другую шинель…
- Энти тыловые крысы скорее удавятся, - буркнул Григорий.
На другой день наступление удачно продолжалось. Однако было ясно, что немцы постепенно оправляются от неожиданности, подбрасывают свежие силы. Обстрел с их стороны усилился… К исходу дня Шелехов почувствовал, что заболевает.
- Продуло-таки через дыру в полушубке! – определил он.
Григорий дрожал в лихорадке, зубы его лязгали, как у голодного волка. Видя это, ротное начальство приказало ему отправляться в тыл и отлежаться в шалаше у пушек.
- Идти нужно километров восемь-десять.
- Дойду…
Дорогу он представлял себе весьма приблизительно: шёл по наезженному машинами и танками пути. Вскоре стало совсем темно. Стрельба доносилась откуда-то издали. Зарево осветительных ракет вспыхивало у самого горизонта.
- Я совсем один под усыпанным крупными звёздами небом.
– Голова кружилась и болела.