Возвращение
Шрифт:
Часто он терял контроль над собою и не понимал, где находится. Сохранялось только осознание необходимости двигаться дальше и не останавливаться ни в коем случае. Когда забрезжил рассвет, на дороге появились трактора с пушками, едущие ему навстречу.
- Счастливое совпадение! – это переезжала вперёд батарея их полка.
Григория посадили на прицеп, укрыли брезентом, а когда приехали на новое место, положили у печки в шалаше.
- Ежели бы я разминулся с вами, - признался он, - то не
- Спи!
- Совсем заблудился, и Бог знает, чем бы энто всё кончилось! – прошептал Шелехов и крепко заснул.
Пушки стреляли, а он выгонял свою хворь, почти улегшись на раскалённую печурку. Через день простуда отступила. Придя в себя, Григорий вылез как-то утром на запоздалое солнышко и, едва успев оглядеться, бросился наземь с криком:
- Опасность!
Со страшным ворчанием прилетел здоровенный снаряд, отскочил от земли и взорвался. Два батарейца, не обладавшие быстротой реакции, которая вырабатывается на передовой, были убиты.
- А ведь они спасли меня… - подумал он с сожалением.
… Следующей ночью Шелехову снилась высокая, по грудь, зреющая рожь. Зелёные волны бесшумно катились по житному полю, и солнечный свет струился в набирающих спелость колосьях.
- К чему такое снится? – гадал он.
После таких сновидений его настроение портилось как погода на улице. Сентябрь оплакивал погибших. Дороги обессиленного Донбасса окончательно разбиты непрерывными дождями и пройденными накануне войсками.
- Заманчивые тропки по бокам дороги ищо больше непроходимы, - подумал Григорий, - так как разминировали только проезжую часть, и несколько ребят, сунувшись с дороги, нарвались на хитро заложенные мины.
Отяжелевшие от прошедших километров солдаты шагали по липкой грязи. Набухшие от неё сапоги намертво притягивали ноги к земле, мокрая одежда сковывала движения. Шли уже несколько суток и через силу бубнили:
- Когда уже роздых?
- Сколько ищо впереди, солдату не положено знать.
Привалами не баловали. Останавливались обычно в населённых пунктах, но не видели ни одного целого. Лишь трубы печей да остатки пепелищ напоминают о существовании здесь до войны деревень. Правда, иногда откуда-то из землянок, подвалов выходили женщины и детишки, реже - старики.
- Тяжело смотреть на энти развалины домов, на рвань одёжи людской. – С огорчением прошептал Григорий.
– С какой жадностью набросились ребятишки на котелки с кашей из ротной кухни.
- Что ты говоришь? – переспросил ефрейтор Бугайло.
- Отдыхай…
Прошедшей ночью солдаты отделения Шелехова почти не спали. Пришлось помогать танкистам, делать настил через речушку, а затем артиллеристам, застрявшим в чернозёмной грязи. Мелкий противный дождик прекратился только к утру. От усталости
- Куда прёшь?! – подтрунивали самые бодрые.
Григорий несколько раз ловил себя на точке засыпания. Тощий великан Кошелюк, голова которого возвышалась над всей колонной, поддавался сну без отрыва от шагания чаще других. Его ходули в ботинках 45 размера нередко шлёпали по лужам, обдавая брызгами товарищей.
- Ходи в стойло! – без злобы заругались они.
- Ноги поднимай…
Получив очередной тумак, он моментально выпрямлялся и потом долго надоедал соседям своим нудным ворчанием:
- Хотя бы пол часика вздремнуть…
- На том свете отоспишься! – засмеялся Бугайло.
- Я туда не тороплюсь.
Однажды утром, когда ещё свежевыпавший снег не был смыт сменившим снегопад дождём, они увидели около пепелища дымящийся ствол русской сорокапятки. Он торчал из земли, и порывы ветра развевали по сторонам дымок от этой самопальной печурки.
- Ишь што удумали! – удивился Григорий.
- Значит не от хорошей жизни…
Объявили привал. Мечтая согреться, бойцы подошли к столь необычному источнику тепла, но жарко стало от другого. В трёх шагах от трубы на доске лежал мальчик лет десяти с распоротым настежь животом. В разрыве виднелись кем-то сложенные вместе с грязью кишки, на голове зияла глубокая рваная рана. Маленькое худое тело даже не было прикрыто.
- Кто его этак обработал? – растерянно спросил Бугайло.
- Зараз узнаем…
Шелехов сдвинул кое-как сколоченную из досок крышку, прикрывавшую лаз в землянку, но тут же отпрянул в сторону - в нос ударил запах вонючего варева. Подойдя снова, он не сразу рассмотрел в яме людей.
- Есть кто? – бросил в гулкую пустоту.
Несколько пар глазёнок испуганно таращились на него. Ребятишки сидели кучей, их рваная одежда переплелась, и он не сразу определил, сколько их. В одном углу горела таганка, дым от которой шёл через пушечную трубу, в другом лежала куча палок. Опершись спиной на стену, устало сидела женщина неопределённого возраста.
- Кто вы?
– Она настороженно посмотрела на солдат.
- Свои.
Поняв, что перед ними русские, четверо ребятишек сразу выпорхнули наверх. Тяжело поднялась на ноги хозяйка. Она казалась старухой, но чувствовалось, что молодость её прошла недавно. Пятый ребенок остался в яме, он, молча лежал на куче соломы, и, кажется, гости его не интересовали.
- Давно так живёте? – присев на корточки, спросил Григорий.
- Уже несколько месяцев, – вяло ответила женщина: - Немцы, отступая, сожгли деревню.