Возвышение падших
Шрифт:
Войдя, та непонимающе нахмурилась, так как поняла, что они пришли в прачечную. Кругом деревянные полки с бельем и простынями, а также несколько мешков в углу с грязным бельем.
Позади раздался скрежет закрывающегося замка.
— Зачем мы здесь? — обернувшись, спросила Оливия-хатун, но неожиданно на неё обрушился удар по голове чем-то тяжёлым.
Ахнув, она упала на те самые мешки с грязным бельем и испуганно заёрзала. Элмаз-хатун отбросила в сторону мешок, которым её ударила, и быстро закрыла ей рот своей ладонью, сев сверху.
— Молчи, если хочешь остаться в живых, — процедила она, и, увидев
— Что?! — испуганно воскликнула Оливия-хатун и попыталась вырваться, но получила новый удар по голове, только теперь уже просто ладонью. — Я не… Я ничего не делала!
— Не лги, — усмехнулась Элмаз-хатун, до хруста сжав запястья наложницы. — Я вижу, как вспотели твои ладони. Видела, какой страх и какое чувство вины были в твоих глазах, когда ты смотрела на Айсан Султан. Ты работаешь помощницей на кухне. И вчера, в ночь отравления шехзаде Сулеймана, а я уверена, что его отравили, была твоя смена. Рассказывай!
— Я… — зарыдала наложница и безвольно обмякла на мешках с грязным бельем. — Это всё… Та женщина…
— Что за женщина?
— Не знаю имени… Служанка… Служанка Эсен Султан.
С трудом разбирая слова наложницы сквозь её рыдания, Элмаз-хатун озарилась довольной улыбкой. Значит, она оказалась права. Всё получалось как нельзя удобно и просто. Её старшая сестра будет довольна и, наконец, позволит ей вернуться в Топ Капы и жить вместе с ней.
Ирея устала лгать и скрываться, но Ариадна попросила, и она не смогла отказать. К тому же, Ариадна обещала богатство и своё покровительство, а, значит, она перестанет быть рабыней, будет носить такие же красивые платья и драгоценности, как сестра, и воссоединится с семьёй. Ариадна обещала, что, когда всё закончится, она заберёт к себе и Персею из Амасьи, и её, Ирею, из Манисы. Они снова будут вместе. Будут вместе властвовать над Топ Капы и Османской империей из резиденции монаршей семьи.
— Она запугала тебя, не так ли? — спросила Элмаз-хатун, вернувшись мыслями к рыдающей наложнице. — Велела отнести отравленное вино в покои шехзаде Сулеймана?
— Да.
Резко отпустив наложницу, Элмаз-хатун поднялась на ноги и отряхнулась. Рыдающая Оливия-хатун непонимающе на неё посмотрела.
— Вставай. Ты хочешь, чтобы это чувство вины ушло? Чтобы ты не чувствовала, будто виновна в убийстве? Оно ведь убивает тебя, не так ли? Тебе страшно и больно.
— Хочу.
— Тогда тебе придётся обо всём рассказать Айсан Султан, — неожиданно мягко заговорила Элмаз-хатун. — Я помогу тебе. Если ты скажешь, что тебя заставили под страхом смерти отнести отравленное вино к шехзаде, тебя помилуют, а истинные виновники — та женщина, что тебя запугала и заставила, и сама Эсен Султан — понесут заслуженное наказание.
— Зачем… зачем тебе это всё? — тоже поднявшись на ноги, спросила Оливия-хатун.
— Я служу Айсан Султан и хочу, чтобы она знала, кто действительно убил её мужа и отца её детей. Она так… так убивается. Извиняется перед Эсен Султан, не зная, в чём та повинна. Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость. Так ты поможешь мне?
— Да.
Генуя. Дворец Альберго.
С воцарением новой королевы воцарились новые порядки. Рейна Дориа долгие годы ждала того момента, когда станет
Потому-то с особым рвением и спешкой она начала проводить всевозможные реформы, пересмотрение законов и прочие изменения. Люди, занимавшие должности при королеве Бриенне Гримальди, без исключения были с них сняты и в большинстве своём казнены, либо сосланы. Освободившиеся места заняли все те, кто был с Рейной Дориа в трудные годы.
Командующим всей сухопутной армии был назначен командир Деметрий, ставший лордом-командующим.
Командующим всем генуэзским флотом был назначен командир Грегорайос.
В королевский совет вошли остальные её командиры. Даже командир Артаферн, отличившийся особыми умом и воинской доблестью, был назначен главой королевской гвардии, охраняющей непосредственно королеву.
Не было среди вознаграждённых только одного человека, который, по сути, больше остальных заслуживал этого вознаграждения.
Она покончила со всем, что было до встречи с Рейной Дориа. Покончила с прошлым. Оборвала связь с родиной, с домом, с семьёй, сделав себя мёртвой. Бежала вместе с ней по морю в дальнюю и незнакомую Грецию, преодолевая морскую болезнь и тяжёлые тренировки.
Годами служила, годами тренировалась и из кожи вон лезла, чтобы заслужить одобрение. Рисковала здоровьем и даже жизнью в битвах, пока сама Рейна Дориа отсиживалась в безопасности в лагере. И ничего не получила взамен.
Эдже была оскорблена до глубины души. Она-то надеялась, что когда её тётя наконец-то добьётся желаемого, то всё будет замечательно. Она поверила в это, как самозабвенно верила в это Рейна Дориа. Эдже заразилась этой мыслью, что стоит только завоевать корону, то всё будет замечательно.
Всё, чего она удостоилась, это титула принцессы. Но что от него толку сейчас, когда Рейна Дориа стала королевой, всё её слуги вознаграждены должностями и золотом, а она осталась забытой и единственной, кто не был поощрён? Когда навязанный муж с каждым разом всё больше раздражает и вызывает всё сильнее разгорающуюся злобу, ночью ложась с ней в одну кровать и напоминая о желании королевы иметь наследников? Когда она не может быть с любимым человеком, поскольку королева намеренно мешает этому и всячески способствует тому, чтобы их встреч при дворе вовсе не было?
День за днём, ночь за ночью. Они шли, а Эдже всё больше закрывалась в себе. В ней копились все отрицательные чувства, которые только существуют. Все те пороки, о которых предупреждает христианская религия, в которую её заставила посвятиться Рейна.
Гнев. Она злилась на всё, что её окружало. На королеву, потому как та доставляла ей боль своими действиями и разочаровывала. На мужа, которого она не любила и который постоянно мучил её желанием угодить королеве и даровать той наследников. На Артаферна, который, казалось бы, и сам больше не желал их встреч. Она не виделась с ним неделями. И порою ей казалось, что он избегал её, ведь если бы захотел увидеться, то пришёл бы или хотя бы отправил весточку. И, в конце концов, на саму себя. За свои чувства, за свои переживания и за свои мысли.