Возвышение падших
Шрифт:
Генуя. Дворец Альберго.
Она ничего не помнила с того момента, как с окровавленных губ Рейны Дориа сорвался последний вздох. Сегодня, когда королева Эдже в своей опочивальне готовилась к церемонии коронации, должной состояться спустя три дня траура после смерти предшествующей ей королевы, она узнала о той ночи с помощью письма.
Служанки кружили вокруг неё, помогая облачиться в роскошное платье из красного шёлка, расшитое золотой нитью и украшенное чёрными опалами. Смотря на своё отражение в большом зеркале в золочёной оправе, королева Эдже была задумчива и мрачна. В тот момент в двери постучали и, получив
— Оставьте меня.
Поклонившись, служанки ушли. Медленно подойдя к витражному окну, проходя сквозь которое солнечные лучи превращались в разноцветные блики, играющие на каменных стенах, королева Эдже сорвала печать с письма и, развернув его, настороженно принялась читать.
Оно было написано Деметрием. С той самой ночи он исчез. Покинул королевскую резиденцию без намёка на то, куда отправляется. И вот, прислал письмо.
Оказалось, их обнаружили королевские гвардейцы, стоящие у дверей королевской опочивальни. Они услышали звук рыданий, и, войдя, обнаружили принцессу Эдже всю измазанную кровью, которая, сидя на полу, плакала и обнимала мёртвую королеву Рейну. Рядом на полу лежал окровавленный кинжал, и всем стало ясно, что произошло.
Тем не менее королевские гвардейцы преклонили колени перед новой королевой. Вскоре явился глава королевской гвардии Артаферн, который оттащил королеву Эдже, пребывающую в состоянии шока и полностью дезориентированную, от трупа.
После отнёс её в её же покои, и лишь оставшись наедине с ним девушка успокоилась и заснула, а когда проснулась, осознала всё то, что произошло и весь день провела в рыданиях.
Деметрий признался, что без Рейны Дориа ему нечего делать ни в королевской резиденции, ни в Генуе. Королева Эдже понимала и нисколько не осуждала своего мужа, который в этом письме также попросил считать брак с ним недействительным. Он её отпускал и уходил в неизвестность в попытке найти себя в мире, в котором больше нет женщины, которую он любил и боготворил. Которая была для него всем.
Выходя на помост на обозрение толпы, королева Эдже ощущала неясный трепет в груди, больше похожий не на восторг, а на страх. Корона, которую на её голову возложили на церемонии коронации, оказалась тяжёлой. Не только потому, что была отлита из золота и богато украшена драгоценными камнями, но и потому, что была окроплена кровью двух королев и заключала в себе обязанность нести ответственность за судьбы целого государства и всех его жителей.
Могла ли королева Эдже представить несколько лет назад, что из османской султанши превратится в европейскую королеву?
Или что она собственными руками убьёт человека, которого любила как мать, как сестру, как свой идеал?
Нет.
Сможет ли она справиться с той властью и с той ответственностью, которые обрушились на неё в этот день?
Она не знала ответа. Лишь верила, что в действительности станет лучшей королевой, чем те, которые были до неё.
========== Глава 42. Паутина лжи ==========
Топкапы. Покои Эсен Султан.
Конец был близок. Он неотвратимо и стремительно приближался. Эсен Султан, разумеется, знала, что рано или поздно это случится.
Подойдёт к концу жизнь султана Орхана, её повелителя и мужа. Сейчас он лежит в султанских покоях на своём ложе без сознания, упрямо борясь за последние дни своей
Подойдёт к концу и её жизнь в Топкапы, ставшим таким родным и близким. Её жизнь в качестве Хасеки Султан. Если только шехзаде Мехмет будет избран наследником и станет повелителем, всё будет иначе. И она всем сердцем надеялась на такой исход этих мрачных событий.
Всё ещё не оправившись от выкидыша и с трудом пережитой угрозы смерти от его последствий, Эсен Султан не поднималась с ложа. Что ей было делать среди своего бездействия, если не думать, не размышлять и не бояться?
Чем больше она думала, тем чаще в её разуме возникала навязчивая мысль, что всё неслучайно. Всё эти смерти в Манисе, которые были на её совести. А вдруг, не только на её?
Где-то на самом краю сознания, неясным и едва различимым шёпотом нечто — наверно, интуиция — подсказывало ей, что её подтолкнули к тем решениям в Манисе. Будто ею как марионеткой кто-то управляет, а она всё не может понять, кто кукловод, столь умелый и остающийся в стороне.
Или она просто неосознанно пыталась оправдать себя, снять с плеч тяжесть вины и боли?
— Поешьте, султанша, — раздался заботливый голос Бирсен-хатун, вошедшей в опочивальню и поставившей поднос с едой на край ложа. — Вам нужно восстановить силы.
— Не хочется, — отрицательно покачала темноволосой головой та.
Устало вздохнув, Бирсен-хатун обернулась за поддержкой на Зейнар-калфу, стоящую неподалёку. Та медленно подошла к ложу, и, сев на него, взяла за руку Эсен Султан.
— Сейчас, в эти дни, вам нужно быть сильной и здоровой, — произнесла она, понимающе улыбнувшись. — Я знаю, что вам тяжело. Вы потеряли ребёнка, боитесь за повелителя, за детей. И пророчество сбывается. Я знаю. Но возьмите себя в руки. Не сдавайтесь без борьбы. Очевидно, что-то происходит. И вам нужно быть готовой ко всему, дабы защитить и себя, и детей, и, возможно, повелителя. Вы согласны со мной?
— Да, — отозвалась Эсен Султан и, недовольно поджав губы, пододвинула поближе поднос с едой. — Так и быть, поем. Где дети?
— В школе. За ними присматривают. Не о чем волноваться.
— Хорошо.
Бирсен-хатун благодарно улыбнулась Зейнар-калфе, когда та поднялась на ноги и, сославшись на дела гарема, которые теперь полностью были её заботой в связи с состоянием его управляющей, ушла.
В дверях она столкнулась с Зафером-агой. Подойдя к неохотно трапезничающей Эсен Султан, он поклонился и улыбнулся.
— Хвала Аллаху, вы поправляетесь, моя госпожа.
— Ты стал редко появляться, — нахмурилась Эсен Султан, теребя между пальцами хлеб, будто раздумывая — есть его или нет. — Надеюсь, у тебя всё в порядке? Зейнар-калфа говорит, что несколько раз видела тебя с Карахан-хатун. Она полна подозрений и считает, что мы не должны тебе доверять. Должна ли я беспокоиться по этому поводу?
— Зейнар-калфа, как вам известно, всегда меня недолюбливала, — невозмутимо ответил Зафер-ага, хотя его плечи слегка напряглись, а глаза забегали. — Наверно потому, что хотела быть вашим единственным доверенным лицом. Уверяю, всё моё общение с Карахан Султан сводится к выполнению её приказов относительно заказов ткани у торговцев со столичного рынка, а также прочих подобных вещей. Вам не о чем беспокоиться. Я душой и сердцем предан вам, моя госпожа.