Возвышение ученицы мага

Конъюнктурщик

Люди, долго бродившие в этих местах, путешественники или разведчики, вроде Гликерии, со временем тоже обретали способность созерцать эстетику хвойных колоннад, утопающих в белом тумане. Общение с такими людьми дало Тонгу надежду на взаимное проникновение культур Мерхона и континента. Как и другие мечники Нарума, Тонг сам был изощренным в своем искусстве воином. И он считал, что живет не ради войны, подобно напыщенным фехтовальщикам города Эр, а ради мира, как и положено настоящему воителю.

Глядя на своих мечников,

на бордовые полоски их брони, в их черные глаза, скрывающие глубокий смысл воинского пути, созерцая ту фундаментальную решимость, которой они были объяты, Тонг укреплялся в мысли, что ему хватит сил и знаний. Он полагался на свое воинство. Не на владение мечом или ярость островитян, но на спокойствие своих мечников, воителей Нарума. Они ценны были не тем, что хорошо владели изогнутым островным клинком, а тем что готовы были идти туда, куда нужно и сражаться там, где нужно, отступать и наступать по приказу и без колебания.

Сейчас они шли по узкой тропе, проложенной по довольно крутому склону. Воинство держалось ближе к горным вершинам, избегало идти по равнине и показываться в открытых местах. Разведчики псиоников не должны были раньше времени обнаружить это предприятие.

Этому также способствовало озверение местных гоблинских племен, которые стали вылавливать людей и убивать их. Новость о разрушении Бингора пробудила гнев во всех гоблинах континента. Набеги на поля Мерхона участились, а потому легион не действовал на большом расстоянии от города и лишь посылал небольшие отряды для укрепления границ и подавления волнений среди подневольных гоблинов. И только дерзкая атака Нарума должна была вынудить легион выйти из города целиком.

Гоблины, ненавидевшие людей, пропускали островитян, зная, что те сражаются с Мерхоном. В этой ненависти островитяне и гоблины были едины.

В светлой низине близ берега, где птицы пели, сливаясь в неровный хор, Тонг встретился с вождем одного из племён.

— Ты хочешь пройти на север? — гоблины вполне легко осваивали чужую речь, гораздо быстрее и легче, чем островитяне или даже люди.

— Да. Мой путь лежит на север.

— Я сражался с Нарума. Много лет назад. Родителей моих порубили. Был Эр. Теперь Мерхон. Скоро Эр не будет, только Мерхон будет.

И тогда Тонг Нарума внимательнее пригляделся к сидящему перед ним гоблину, с которым разговаривал. На самом деле это был самый приятный гоблин из всех, которых он когда-либо видел. Одет он был в шкуры местных зверьков, и так бедно и просто, как все гоблины его племени, что были опытными охотниками. Большие черные глаза этого гоблина обросли веками с множеством складок, щеки его тоже свисали складками. Его морда если и походила на морду собаки, то это была вполне симпатичная собачонка, не лишенная мудрости, такая, какая хорошо бы относилась к детям. Но любого зверя можно довести до отчаяния, так говорил

отец Тонга.

— Ты не хочешь меня пропускать?

— Если хочешь пройти на север, иди.

— Ты уверен в этом, гоблин? — в голосе Тонга послышалась нотка раздражения, но вождь не придал этому значения.

— Я не встану у тебя на пути, Нарума.

Гоблины знали свои силы и не всегда шли на врага открыто, часто они ударяли в спину тем, кто им не нравился, за это в Эр их презирали. Островитянин сел скрестив ноги, отложил в сторону меч. Речь его вернула себе ту задумчивую тягучесть, с которой он обычно обговаривал дела, требующие более обдуманного решения.

— Твое племя давно здесь живет?

— Мой отец тут охотился, его отец, и его отец. Мои дети сейчас охотятся, их дети будут.

— Ты боишься легиона? Вождь, Мерхон очень далеко отсюда.

— Плиты с камнями. Мерхон нигде не далеко. Придет. Очень быстро.

— Ты видел платформы? — и Тонг сделал изображающее полет движение ладонью.

— Был в рабстве. Много лет прошло. Видел плиты с камнями.

— Ты… наверное ещё молодой был, вождь.

— Да.

— Что ты хочешь за пропуск?

— Ничего не надо. Обойди. Там перевал, — и он показал рукой, не спуская глаз с Тонга.

— Мне нельзя там идти. Меня увидят враги. И тогда, они точно придут сюда, к тебе, к твоим детям, внукам… Уже больше не поохотишься.

— У Мерхона везде глаза.

— Да, вождь, везде глаза… Знаешь, я мог бы не только не вырезать все твое племя целиком… но даже дать тебе немного серебра.

Гоблин только промолчал в ответ. По его жабьим глазам невозможно было подумать, что он чувствует в этот момент, как бы Тонг не вглядывался в них.

И стало грустно Тонгу Нарума. Потому что не хотел он истреблять целое племя гоблинов посреди столь красивого хвойного леса. Не хотел марать меч на глазах у древесных духов, которых очень почитал за то великолепие, которое они хранили. Но кроме эстетических соображений, у Тонга было военное опасение, другие племена могли настроится против него.

Спустя какое-то время гоблин сам заговорил:

— Мерхон придет. Везде Мерхон будет. Будет это. Не будет ничего другого.

— И поэтому ты ждешь, когда мерхонцы и придут и учинят расправу? — Тонг усмехнулся.

— Мерхонцы не придут, если их не трогать. Мое племя не трогает.

Островитянин замолчал в раздумьях.

— Что я могу тебе дать, вождь? Ты хочешь серебро?

— Ничего, Нарума. Я хотел, чтобы ты не шел этими лесами. Но если хочешь, иди.

— Ты не просишь платы. Мне придется убить здесь всех, чтобы никто не напал на меня потом. Ты… не веришь мне? Не веришь, что я сделаю это?

— Я покажу тропу ближе к вершинам, — смиренно ответил гоблин.

Сощурив глаза, Тонг хмуро направил взгляд в никуда.