Вперед в прошлое 10
Шрифт:
— Ну, блин, я чуть инфаркт не получил, когда они попросили остановиться. А потом хотел мешок просто подарить, так он брать не стал. Представляешь?
— Еще как представляю, — поддержал его я. — Вот поедем в Воронов гай, подаришь ему мешок, и будет у нас там крыша. Он контакты не оставил? Чтобы приехать, и нас там уже ждали.
Отчим встрепенулся, задергался, что-то ища в бардачке, спохватился и сказал:
— Доставай свою тетрадь на замке, пиши номер, пока не забыл. — Он озвучил пять цифр и повторял их до тех пор, пока я не записал. —
— Я в Васильевке и останусь, вернусь на мопеде позже.
— Во ты делавар!
Хотелось сказать, что делавары — индейцы, но отчим болезненно реагировал на подобные замечания, и я не стал его злить.
Минут пять мы ехали молча, отчим отходил от стресса, а потом вернулся к делам:
— Ну а шо там с железобетонными изделиями?
— Сперва надо получить бумажку, что участок мой, потом заказать проект дома, нанять строителей и лишь потом заваливать участок стройматериалами. Они и для другого понадобятся.
— Для чего это? — прищурился отчим.
— Алексей будет строить две автомастерские, нужны как минимум два ангара, и надо сделать все по уму, чтобы комфортно было и работникам, и мастерам. А это ямы, в идеале — подъемники, а значит, конструкция должна быть мощной и выдерживать вес нескольких машин.
— Это ты придумал? Ну, автомастерские? Он тебя не опрокинет?
— На сто процентов уверенным быть нельзя, — ответил я и вспомнил Лёху-мента, в котором Василий уверен. — Но, во-первых, Алексей — порядочный человек, во-вторых, ему это не выгодно, потому что поставки запчастей идут через деда, через Москву, он просто не потянет все один и много потеряет, лишившись контактов.
— А дед этот — Романа ж отец, тот, который был у Эльзы Марковны? Нормальный мужик, в отличие от… — Он посмотрел виновато и прикусил язык.
Я усмехнулся.
— Да нормально все, я в курсе, какой у меня отец.
При въезде в город нас остановили на посту ГАИ, но мы ехали пустыми. Сержант какой-то там попытался выдоить хоть что-то. Алексеевич минут пять отбивался, но вышел победителем. Мы немного проехали и свернули на дорогу, ведущую в Васильевку, и я оценил, до чего же неудобно вести грузовик по серпантину!
Приехали мы в начале восьмого, по темноте. Грузовик никто не ждал, и бабушка выбежала встрепанная и взволнованная, в одном халате. Боцман тоже всполошился.
— Эльза Марковна, это мы! — обозначил себя Василий, заглушив мотор. — С подарками!
— Ну, привет, Вася, — поздоровалась бабушка. — Сейчас оденусь, подождите.
Ждать мы не стали. Когда она появилась на пороге, уже тащили мешок отрубей к подвалу.
— Господи, что это? — всплеснула руками она.
— Отруби. Хрюшек твоих кормить, — ответил я, и бабушка чуть не прослезилась.
Потому что одно дело — подарки на праздники, и другое — вот такая забота в повседневной жизни, когда никто не обязан ничего делать, потому что не просят, но вспоминает и делает. А значит, помнит, старается помочь.
—
Она шла за нами и убеждала, что не стоило делать то, что уже сделано, а сама — довольная-довольная, просто счастливая.
Я спустился в подвал, отчим подал мне мешок.
— Испачкались все — ужас! — донесся бабушкин голос. — Идемте потом манник есть, только испекла.
Мы пошли за вторым мешком, потом — за третьим, все это время бабушка, Боцман, а потом и Каюк нас сопровождали.
Отчим приложил руку к груди.
— Извините, Эльза Марковна, меня Оля дома ждет. Обидится, что поел.
— Ой, да брось ты! Оля никогда не блистала кулинарными талантами. Быстро на кухню!
Пожав плечами, Василий подчинился. Сидя за столом и поедая вкуснейший бабушкин борщ — густой, наваристый, с чесночком — я думал о том, что кулинарные способности, как почерк. Два человека делают одно и то же, используют одинаковые буквы, но у одного получается ровно и красиво, а у второго — криво и неразборчиво. Взять, например, бабушкин борщ и мамин — совершенно разные блюда.
Бабушкин борщ был несравненным. Ел бы и ел. Если бы жил с ней, точно никогда не похудел бы, силы воли не хватило бы отказаться от бабушкиной вкуснятины.
Единственное, что портило впечатление — сёрбанье отчима. Он так громко ел, что было слышно аж на улице. Пока мы ели, Каюк сидел на диванчике и хвастался, что он стал понимать математику. Не так чтобы сильно понимать — но у него сейчас не между двойкой и тройкой, а между тройкой и четверкой. Закончив с успехами в школе, он заладил, что свиноматка Фрося скоро будет рожать, а холодно, и он устроил ей теплый загон. Потом затарахтел о том, что помогает Алексею по воскресеньям в мастерской, и у него уже неплохо получается, и Алишер это признает. Он нормальный, хоть и нерусский, а Олег придурком был.
Когда он наконец смолк, Василий спросил:
— Эльза Марковна, как там Андрей? Перевели его из реанимации?
Бабушка округлила глаза и поперхнулась чаем.
— Ты о чем, какая реанимация?
Я толкнул Василия ногой, но он не понял, что надо молчать: Ирина и Толик ничего бабушке не сказали, чтобы не расстраивать ее, но отчим не понял, зыркнул недобро и продолжил слегка растерянно:
— Так он это… в окно прыгнул…
— Какое окно? Какая реанимация? — воскликнула бабушка.
Отчим прикусил губу и прижал уши: дошло наконец-то, но было поздно. Громыхнув стулом, бабушка вылетела из кухни — звонить дочери. Отчим развел руками:
— Я не знал, шо они ей не сказали.
Хотелось его обругать, но я подавил порыв. Василия нужно предупреждать, все ему объяснять — ну, не доходит до него, что поделаешь. Но его упрямство и чувство собственной исключительности, усугубленное невысоким интеллектом, не дают этого признать.
Для Юрки произошедшее с Андрюшей тоже стало сюрпризом.