Вперед в прошлое 9
Шрифт:
Уже на дороге я сказал:
— Просто удивительно, а в жизни грызутся, как собаки. Но консолидировались перед лицом опасности.
Идти в центр поселка было проще, чем на дачу, люди уже протоптали тропинки. Ветер хлестал по щекам и вышибал слезу, но никто не ныл.
Шедшая позади Алиса сказала:
— Мы, как Чип и Дейл, спешим на помощь! Паша — Чип, Илья — Дейл…
— Насмешила, — проворчал он. — Дейл придурошный. Памфилова позовем, он на эту роль подходит.
— Тогда ты будешь Рокки. Гаечка понятно кто.
—
Потом я рассказал, что Рокки — производное от сыра Рокфор, и мультяшного персонажа назвали в честь сыра.
Так, перешучиваясь, мы миновали платан, целый и невредимый. Аж от сердца отлегло — все-таки символ места. Перебрались через мост, приваленный тополем, взобрались на пригорок, где за каменным забором спрятался от ветра винзавод, перешли дорогу, миновали практически целый клуб и магазин с выбитыми стеклами.
Здесь, наверху, завалов было меньше, все крыши улетели в низину, снег тоже сдуло. Мое внимание привлекли снежные комки странной формы возле бордюра. Когда мы подошли ближе, я понял, что это мертвые голуби.
— Жалко-то как, — прошептала Алиса, подошла к ближайшему голубю, сизому с хохолком, пошевелила ногой трупик. — Что ж они не спрятались?
— Тут один мужик голубятню держал, — объяснил Илья. — Видимо, разбило ее, и птицы погибли.
— Ага, — вздохнула Гаечка. — Они так красиво летали! Особенно вот эти белые, как будто кружевные.
Было в этом что-то апокалиптичное: завывание ветра, разбитые стекла, куски жести и доски, мертвые голуби. Вспомнилось: «Деревья будут вырваны и падут, звери погибнут в смятении, птицы падут на землю мертвыми» — но озвучивать мысль я не стал, и без того жутковато.
В частном секторе нас ждали уже привычные разрушения: поваленные заборы, разбитая кровля, добавились покореженные машины, но были и целые.
Люди утеплились и вышли расчищать свои участки, никто не отсиживался.
Дом Лихолетовой был защищен высоким каменным забором, виднелась только шиферная крыша, кстати, целая. Из трубы валил дым.
— Все у Райки в норме, — резюмировала Гаечка. — Давайте сразу к Карасям пойдем, не будем тратить время.
Алиса насторожилась, приложила палец к губам, замерла. Все остановились, навострили уши. Когда порывы ветра ослабевали, доносились женские рыдания и причитания.
— Мне одной кажется, что это Райкин голос? — прошептала Гаечка и зашагала вперед.
Чем ближе к дому Лихолетовой, тем громче рыдания.
Первой к железной калитке добралась Гаечка, принялась колотить в нее кулаком:
— Рая! Рая, ты дома? У тебя все в порядке?
Рыдания прекратились. Когда я подошел, Гаечка встревоженно прошептала:
— Умер у нее кто-то, что ли?
— Рая, мы за тебя волнуемся, — сказал Илья. — Что случилось?
Клацнула щеколда, и нам открыла Лихолетова — зареванная, с красным распухшим носом, в шерстяном платке.
— Надеюсь,
Рая посторонилась, пропуская нас во двор, с ее трясущихся губ сорвалось:
— Нет. Вот. Вот!!! — Она кивнула на дом.
Я окинул взглядом двор, рассчитывая увидеть покойника, но мать Раи вполне бодро лазала в разбитой теплице, не обращая на нас внимания. Железный каркас теплицы остался невредимым, стекла рассыпались. С двух других сорвало пленку, ее обрывки хлопали и шелестели на ветру.
— Отец? — враз севшим голосом спросила Гаечка у Лихолетовой. — Прими мои соболезнова…
Рая завертела головой, из ее глаз брызнули слезы.
— Нет! Вот… вот…
Она метнулась в теплицу, которая была под пленкой и, завывая, принялась расчищать снег, извлекая сиреневые, желтые, ярко-розовые цветы хризантем, которые сразу же опадали, ложились на снег, как раненые бойцы.
— Все погибли! Замерзли. — Она погладила ярко-сиреневые мелкие цветы. — Талисманчики, даже они не выдержали.
На снег лег цветок, который, наверное, был ярко-оранжевым, а стал жухлым, коричневым.
— Аврора, красавица моя… Мама за саженцами аж в Крым ездила, только у нас они были. Лебединая песня — белая, вот… — Рая закрыла лицо руками, запрокинула голову и завыла.
Алиса посмотрела на Гаечку, еле сдерживая улыбку, а мне было несмешно, потому что я отлично помнил, как крыса ночью порезала наших цыплят, мы потом точно так же рыдали над растерзанными трупиками. И мужчина-голубятник, наверное, так же убивается, может, даже больше тех, кто лишился крова. Потому я подошел к Лихолетовой и положил руку ей на голову.
— Мне очень жаль… Очень.
Лихолетова вскочила, повисла на мне и завыла с новой силой. И как ее утешить? Если сказать, что новые цветы вырастут, будет только хуже, потому я стоял и молчал, а Рая тряслась от рыданий. Ее мать тоже смахивала слезы.
— Они выжили, — выдавил из себя я. — Корни, в смысле. Они же снегом укрыты от мороза.
— Карасей, говорят, завалило, — нарушила молчание Гаечка. — Там вообще ад, мы идем их спасать и спешим.
Продолжая завывать, Рая села в снег и закрыла лицо руками.
— Извини, — сказала Саша. — Нам пора.
Мы вышли со двора, и Алиса задумчиво проговорила:
— Она дура, что ли? Я думала, у нее папа умер.
— Как тебе объяснить… — вздохнул я. — Представь, что у тебя сдох любимый котенок. Она любила свои цветы, как мы любим кошек и собак. Понятно?
Гаечка поделилась:
— Мой дед своих коз любит больше детей и внуков. Бывает и такое.
Мы обогнули магазин и остановились на смотровой площадке, откуда было видно море, горы, частично — город, а наш поселок был как на ладони, кроме Нижней Николаевки, закрытой холмом. Илья все это уже видел, а мне открылось, что у школы частично сорвало крышу и разбило стекла, а во дворе настоящий лесоповал.