Вперед в прошлое 9
Шрифт:
— Спасибо тебе огромное, что привез продукты, — проговорила Лидия, глянула на летнюю кухню, покачала головой. — Хотела предложить титан растопить, но не доберемся туда. Хорошо, что плиту и газовый баллон в дом перенесла.
— Титан — это было бы здорово, — мечтательно проговорила мама.
— Так там несложно расчистить…
Налетел такой мощный порыв ветра, что я чуть полено не выронил и смолк. Снег взлетел вверх и осыпал нас.
Мы набрали одну тачку дров, вторую, Лидия сложила поленья в прихожей. А потом мы втроем расчищали
— Пойдем домой. Если ветер усилится, будет несладко.
— Мы ночью чуть с ума не сошли, — пожаловалась Лидия. — Все воет, дом качается, сквозняк гуляет. Светка укрылась с головой, плачет. Я им накануне про Циклопа рассказывала — она думала, это циклоп разбушевался, пришел нас есть и всё крушит. Коля еле её успокоил. А потом дерево это — ба-бах! Аж дом вздрогнул. Хорошо, не на крышу упало, Господь хранит детей! Всю ночь мы дрожали, только утром уснули. Еще спали бы, наверное.
— Ставни — спасение, — сказал я. — Хозяева их от воров ставили, а получилось — от урагана.
— Это да. Ни одно стекло бы не уцелело. А как без окон в такой холод! — Она поежилась. — Так что вы приходите мыться, а то как в таком холоде?
Лидия подошла к маме, взяла ее за руку, заглянула в глаза и проговорила:
— И вам спасибо, что такого парня воспитали! Не каждый взрослый делает столько добра, сколько он.
Мне аж неловко стало, как когда директор вызвал награждать. Мама посмотрела на меня с любовью и нежностью и похвасталась:
— Видели бы, как он меня спасал, когда я заболела… Ничего страшного в итоге, но сам факт! Вырастет — президентом будет.
Женщины зацепились языками и заговорили про политику — что нет героев в нашем отечестве, одни рвачи. По Горбачеву прошлись, по Ельцину. Я насторожился: только бы не поругались из-за него. Но нет, обе его не любили. Страсти стали накаляться, когда речь зашла о Сталине — мама им восхищалась, а Лидия аж затряслась от злости. Но я не дал пламени разгореться, вернул Лидии ножовки, взял маму за руку и повлек за собой, говоря:
— Идем домой, Боря с Наташкой волнуются, что мы пропали. А я в туалет хочу.
Отойдя на безопасное расстояние, крикнул Лидии:
— Мы обязательно придем мыться, когда погода наладится. Что тепла в квартирах не будет долго — факт!
Обратный путь дался легче, мы возвращались по собственным следам. Ветер дул с прежней силой: деревья с корнем не выкорчевывал, но мощный порыв вполне мог перевернуть пустую фуру.
Не знаю, расчищают ли завалы и наносы в городе, в наше село никто не приехал, дорога по-прежнему была труднопроходимой.
Зато возле нашего дома кипела работа: вышли все соседи, и стар, и млад, и мужчины, и женщины, и почти расчистили двор. Дерево распилили, «запорожец» освободили, но одного взгляда было достаточно, чтобы сказать: восстановлению не подлежит. Его расплющило в блин, стекла выдавило. Но не удивлюсь, если он заведется. Мама увидела соседку из второго
Я направился домой — в туалет и правда хотелось.
Боря уже ждал в дверях, словно смотрел в окно и увидел, как мы идем.
— Вы совсем пропали! — воскликнул он. — Час дня уже! Я волновался.
Из спальни выглянула Наташка с хитрым выражением лица и выдала:
— Тут такое было! Тако-ое!
— Ага! — закивал Борис.
— Тебе лучше сесть! — сказала Наташка. — Нести стул?
Повесив куртку в прихожей и скинув сапоги, я ответил:
— Схожу в туалет и расскажешь. А то ж не донесу.
Я закрыл дверь и приготовился к важному делу, но не донес не я, а Наташка:
— Приходил мамин любовник! — крикнула она. — Волнуется за нее, прикинь!
Глава 7
Чип и Дейл
Что приходил мамин ухажер — хорошо. Значит, он и правда за нее волнуется, и все у них серьезно. Мама же сказала на работе, что заболела.
Вот только как он собирается совмещать личную жизнь с тремя подростками? Не испугают ли его сложности, с этим связанные?
«Любит меня, полюбит и моих детей» верно до поры до времени, когда бурлит гормон и на многое закрываются глаза, а потом… Подростки и так невыносимы, а когда в доме появляется чужой дядя и начинает устанавливать свои законы, они бунтуют и выходят на тропу войны, даже если не правы.
Закончив дело и продрогнув, я прошел на кухню, где Наташка приготовила завтрак и накрывала на стол. Увидев меня, она сразу же бросила это занятие, а в дверном проеме образовался Боря с горящими глазами.
— Не выхолаживай, — сказал я, и брат просочился к нам.
— Страшный, фу! — Наташка поднесла к носу руку и пошевелила согнутыми пальцами. — С во-отаким усами! А еще у него руки черные, в масле, как у Алексея твоего, но тот хоть симпатичный, а этот — как колхозник.
Наташка передернула плечами. Я слушал ее и ел оладьи, макая их в сметану.
— Усы, как щетка! — добавил Боря. — Черные, как у Горького, а сам седой, старый!
— Только вы ей не говорите этого. — Я в упор посмотрел на Наташку. — Ей нравится — и ладно, уж кому, как не тебе, ее судить. Главное, чтобы человеком был хорошим.
Сестра поняла, что я намекаю на Андрея, и надулась, проворчала:
— Хороший, ага. Мудак он! У него кольцо на пальце! Женатик. Голову ей морочит, а она запала на урода этого. Тьфу.
Еда встала поперек горла. А это, конечно, плохо. Из той, другой жизни, я знал, что подавляющее большинство разводов инициируют женщины. Мужчины заводят интрижки на стороне, но — без ущерба для семьи. Папаша тоже не ушел бы, если бы мы не подняли бунт. Мама у нас слабая, будет мучиться и впадет в ипохондрию, даже заболеть может, когда глаза откроются.