Вперед в Ссср
Шрифт:
Ну вот зачем в кино столько дублей - одного и того же? Чтобы после самый удачный выбрать, ну а прочие как пристрелка? Но тогда, и "девять не лучших к одному хорошему" тоже необходимы? Так неужели сам товарищ Сталин ошибся? Или он не то имел в виду? И ведь не только повтор - камера ракурс меняет, освещение, и ветер то слабее, то сильнее. Еще дубль, да сколько их там? Снято наконец!
Теперь следующая сцена - подъем наверх. Токмаков идет сквозь летящую пыль, широкими шагами, а мы с Лючией за ним бежим, за шляпки схватившись (они слететь должны, когда в сценарии прописано, не раньше!), нас несет и в спину толкает, подолы заносит далеко вперед и вверх. Лестница наверх, как корабельный трап крутая - не держась за поручни, не подняться. Камера на меня,
Хорошо, что я и Лючия в отличной физической форме! Поскольку по трапу надо было именно взбежать, и не один раз. Что платья треплет, мы уже привыкли, а как волосы путает и дерет, это просто ужас - а вдруг на экране выйдет, как у меня на голове прическа, когда шляпу срывает, а через мгновение уже подобие растерзанной швабры? Александр Григорьевич, когда я ему о том сказала, подумав, лишь рукой махнул! Ну, нам проще. Снято наконец!
Теперь сцена на помосте. Земля рядом - а на экране выглядит, будто ужасно высоко. За перила держусь - изображаю, что высоты боюсь, а долг сильнее. И ветер снизу, у меня и Лючии платья задирает до головы - все по сценарию, и камера прямо на нас, вблизи!
– У нас девушки тут в штанах работают - бросает нам Токмаков, фразу из фильма.
– Если ради дела, то по-всякому можно - отвечаю я.
В кадре мы не в полный рост, а по пояс, так что зрители ничего такого не увидят. И товарищи из киногруппы тоже, под платьями у меня и Лючии нижние юбки надеты, специально на этот эпизод, такие узкие, что по лестнице бегать было неудобно. Захотелось кому-то (неужели самому Пономаренко) эпизод в стиле "советской мерилин" (не снят еще тот фильм в голливуде) - пожалуйста, покажем что мы тоже не бесполые, не монашки! Вот только у нас это не просто так, а часть подвига трудового - когда общее дело для наших советских женщин всего важнее! И, повторяю, на экране все будет выглядеть пристойно - я сценарий читала. И утвердила - уже властью представителя Партии, а не одной из актрис!
С напряжением смотрю туда же, куда Токмаков - предполагается, что на сцену укрощения трубы. Которую сняли совершенно отдельно, дергая снизу за тросы, Рыбников эффектно прыгал - в одном из дублей сорвался, но ничего страшного, на страховочную сетку упал. Ну а Маша по сценарию на Токмакова смотрит больше, чем на трубу. Ну вот, считается что все закрепили и поставили на место - победа!
И сразу переход к следующему эпизоду. Моторы ревут на полной мощности, на предельных оборотах. Токмаков с облегчением произносит, успели (согласно сценарию). А я в поручни вцепляюсь, обеими руками и изо всех сил, испугавшись что меня сейчас сдует. Платье наизнанку вывернуло и лицо облепило, подол над головой в узел завязывает, и не одернуть, не придержать, я отпустить перила боюсь даже на миг - ой, сейчас меня разденет! Ладно "наша советская мерилин лучше американской", но всему ведь есть мера и приличие! Совершенно не хочу "секс-символом" становиться, как та актрисулька - мы с Лючией сейчас советских женщин вообще изображаем, а не конкретно наши персоны!
Наконец закончилось! Мы платья поспешно одернули - и помреж произносит, "дубль два"! Сейчас нас снова раздевать будет?! А Карнович-Валуа-Токмаков с усмешкой смотрит, и произносит мои же слова:
– Если в интересах дела, то можно. Надо, товарищ инструктор, надо! Раз Партия просит.
Настоящую Мерилин бы сюда, она бы сразу убежала с визгом - а мы терпели! Когда наконец спустились, нас попросили поверх какие-то ватники надеть, и тоже на камеру засняли. Я тогда
Говорят, что натурщицы художникам позировали не нагими, а в тонких трико. Вот и мы с Лючией, в легких платьях на ветру, с самого начала были такими, фигуры показывая в мельчайших подробностях! И длилось это намного дольше, чем у Мерилин, и ракурс был куда наглядней! И как мы бежим, и у нас подолы между ног заносит, и на лестнице сплошное бесстыдство, ну а наверху - да там кадры, когда у меня юбка над головой, были самые пристойные, в сравнении с тем, как на мне все облепляло, и ведь я не видела это тогда! А уж под конец - ужас!! Кто сценарий изменил??
Звоню режиссеру, злая как собака! Александр Григорьевич ссылается на то что "ваш товарищ так сказал". Валька, сволочь, гад, ты что с нами сотворил! Как это выглядеть будет?! Репрессирую! Убью!
В сцене последней, камера на нас наезжает, по пояс, по грудь, по плечи, только лица - а ветер сильнее треплет, рвет наши волосы и платья, захлестывает нас с головой, мы словно тонем, так по сценарию должно быть, "режиссерская находка". Но Валька достал где-то еще два куска такой же ткани, как наши платья. И на экране, после вскрика Лючии, и слов Токмакова:
– Ну я ж говорил, у нас девушки только в штанах!
– Ай!! Ничего, если для дела, то все можно!
– голос мой.
Два треплющихся бесформенных лоскута улетают в небо, на фоне облаков. А после, внизу, мы в ватниках, в кадре по пояс, платьев не видно совсем. Что случилось - домысливайте сами!
Как я Вальку не прибила, когда увидела, не знаю сама. Орала на него, не стесняясь Пономаренко! И требовала это бесстыдство из фильма убрать! А Пантелеймон Кондратьевич лишь усмехался, а затем выдал:
– А мне понравилось! Идейно все получилось - как вы, Анна Петровна рассказывали, про ваш партизанский отряд и связную из Минска, как она с донесением шла, ей реку переплыть надо было, и узелок с одеждой утопила, зато донесение и личное оружие спасла. И почти сутки еще пробиралась по лесу, почти нагишом, хорошо что тепло было, но комары. И никто в отряде ее "бесстыжей" не назвал - кстати, как ее звали, не помните? (прим. авт.
– случай реальный, но не Белоруссия, а Карелия, 1942, партизанка Мария Мелентьева, Герой Советского Союза, погибла в 1943). Также, фильм внимательно смотря, никакой "обнаженки" я там не узрел, только ваши лица и руки, все строго "облико морале". А что кто-то выдумать может, по своей испорченности - так кто за дураков отвечает? Безобразие убрать - ну, Аня, вы скажете, у вас обеих там великолепные фигуры, стройные и подтянутые, как на физкультурный парад! Нет там никакого неприличия - уж никак не больше, чем на пляже, или шествии спортсменок. Впрочем, красавицы вы мои, давайте вы у себя дома, у своих мужей спросите, можете их в удобное время на просмотр пригласить. А я - у товарища Сталина, что он скажет. Но мое личное мнение, и я его Вождю выскажу - да Мерилин, которая ту сцену еще не сняла, от зависти убьется, и в то же время приличия полностью соблюдены, строго по-советски! Аня, уж вам-то хорошо знакомо: вот идете вы, или другая советская женщина, самых строгих правил и морали, в таком платье, как на вас сейчас, и вдруг ветер подует - и что, она сразу "легкого поведения" стала?
Спросила я вечером у своего Адмирала - стесняясь, будто что-то неприличное хотела сказать. А он лишь улыбнулся и сказал - солнышко, ты для меня и в платье, и без него самая лучшая и красивая. А если серьезно - то вот на мой личный мужской взгляд, такое легкое платье с юбкой-солнцеклеш в движении и на ветру выглядит намного эротичнее самого смелого мини, и даже купальника, своей непредсказуемостью и ожиданием - но в отличие от них, еще и целомудренно.
– Но ведь это все увидят?
– возражала я - знаю, что у вас были там всякие мисс, в купальниках, на сцене, но я так не могу!