Враги друг друга не предают

Титова Светлана

В зале воцарилась гробовая тишина, прерываемая тяжелым дыханием обоих мужчин, замерших напротив меня. Чашка замерла у рта, я во все глаза смотрела на женщину, не замечая, как вода льется на прорехи в брюках, обжигая кожу.

Так это сама богиня! А я с ней вот так запросто! Ох, ты ж… Лекса, и где твои глаза? Черт! Так Макс, Ройдин и Триаллин — это те эльфы, из-за которых этот мир проклят. Макс — это Шанел, тот жестокий выродок из сна… Ох…

— Заклятие имело обратный ход, если сыщется среди людей мира Земли невинная девица, пройдет все мытарства, коим подвергал

человечий род — защитников богини Астреи, мира Галатус Владыка Шанел-Максимилиан из рода Ирилингов и согласится отдать жизнь за спасение этого мира.

— Лекса справилась, — подал голос в наступившей тишине Макс, прожигая тяжелым взглядом беспечно жующую нежное лакомство богиню. — Освободи мой народ и верни его и наших людей на Галатус.

— Ешь, Лекса, — отвернувшись от закипающего блондина, подмигнула мне светловолосая. — Ты же всегда хотела попробовать.

Я несмело взяла усыпанный хлопьями шарик и целиком закинула в рот, уверовав, что больше ничего плохого со мной не случиться. Умом понимала значимость происходящего сейчас момента, но измученная психика требовала праздника и расслабления. Больше всего хотелось залезть в теплую ванну с горкой душистой пены, прихватив вкусный чай и таящие на языке конфеты, а не слушать решение о судьбе домовика, с которого начались мои мучения. Сказанное Астреей с трудом и опозданием доходило до сознания.

Стоп! На Галатусе нет людей?! Но как же Дин, Фишка, Мартина и Тайша, ярл Боран, Леон, лейла Суриль, пираты «Единорога», тащивший меня мародер и его подельник, наемница Фикса, и полукровка Лирель, дед Монтий и палач, отрубивший руку?! А кучи слуг и горожан? И насилие Бриза мне приснилось? Они-то кто?! Или у меня галлюцинации?

— Почти, — тихо ответил Максимилиан. Оказывается, я высказалась вслух — так велико было потрясение. — Часть из встреченных тобой — личины, которые принимали все мы трое, а народ и слуги — телесные мороки.

Конфета застряла в пищеводе, так и не достигнув желудка. Отрицательно качая головой, я переводила взгляд на зачем-то ломающих комедию эльфов, понуро глядящих на меня с дивана напротив.

— Не-е-ет, малышка Дин настоящая. Я несла ее на руках и Фишку. Они настоящие дети.

Леди Триаллина и Макс как по команде скосили глаза в сторону Ройдина. Богиня многозначительно хмыкнула, хрустнув ореховым лакомством. Мужчина замялся, тяжело вздохнул и вынул из-за пазухи красный глаз голема, в котором бился крохотный огонек.

— Я метаморф, — абрис мужской фигуры замерцал, смазался, и на меня голубыми глазами уставилась малышка, смущенно теребившая подаренный талисман. Не по-детски вздохнув, девочка произнесла:- Прости, Лекса.

Контуры тела малышки поплыли, и на ее месте появился худенький Фишка с тем же виноватым выражением на лице. Из ослабевших пальцев выскользнула чашка, и хрупкий фарфор разлетелся на сотню осколков, жалобно звякнув.

— Я же верила, что спасаю ребенка, а вы сыграли на моих чувствах?! Вы хуже чудовищ! — крикнула, срываясь с места. Эльфы вскочили следом, порываясь за мной.

Дорогу мне перегородил Ройдин, поймавший в крепкие объятия. Я билась,

пытаясь вырваться, а он гладил по спине и шептал что-то утешающее.

— Лекса, прости! Таким было условие, я бы никогда…

Услышав голос блондина, я резко обернулась и обожгла взглядом, говорящего.

— Я видела сны. Я знаю, что ты творил, Максимилиан, — переведя взгляд на его руку, сжатую в кулаке заметила тусклый блеск расколотого сапфира в грубой оправе. — Твой перстень, как я могла не сообразить? Леон, Боран… это все твои личины…

Я вспоминала людей, с которыми сталкивалась за все время, проведенное на Галатосе. Память отматывала назад и выдала жестокие серые глаза предателя в глумящейся толпе Канопуса, требующей моего наказания, смрадное дыхание и боль насилия пирата Бриза. Я глянула на перемотанную бинтами культю и подняла глаза на троицу эльфов. Леди Триаллина кусала губы, не замечая, как по щекам катятся слезы. Светловолосый и бледный, словно призрак самого себя Макс не опуская глаз, прожигал меня потемневшим взглядом. Медленно с трудом, словно суставы заржавели и отказывались служить, я повернулась к бледному Ройдину.

— Кто? Кто из вас был палачом? Кто насиловал меня?

Тишина была оглушающей, одновременно давящей на мозг и выматывающей нервы ожиданием и страхом узнать изувера.

— Я…

* * *

Непривычно жаркое светило дарило тепло по-весеннему щедро и ярко. Одетая в одну лишь тонкую рубашку, я вытирала капельки пота со лба, стоя на пороге храма и с изумлением оглядываясь по сторонам, удивленно разглядывая наступивший на Галатусе апрель.

Вот тебе попала в сказку! Чем не «Двенадцать месяцев»?

Лифт послушно спустил меня к входу в храм, и открывшийся проход выпустил наружу, в настоящее царство весны. Я втянула воздух, звенящий от теплых токов, идущих от освобожденной от плена снегов земли. Буйно и дружно пробивалась зелень первоцветов и травы. На все лады жужжали первые насекомые, жадно припадая к едва раскрывшимся цветочным бутонам.

— Лекса, умница, что подождала, — на плечо опустилась рука богини. — Прошу у тебя отсрочки на перенос. Смотри, природа пробуждается, ей нужна помощь. Мне придется вернуть и леса, и всех букашек, белок, медведей и шурхов. Без магии, естественным путем восстановление на тысячи лет затянется, а люди и эльфы уже здесь. Им грозит голод. Чтобы восстановит всю экосистему Галатоса, я потрачу всю магию, и на твой перенос не хватит. Но обещаю, как только восстановлюсь — сразу верну тебя в Москву. За кисть не переживай, при переходе она отрастет.

Опустившись на траву, едва прикрывшую черные проталины, воодушевленная счастливой новостью, погладила упругий бутон крокуса и щелчком сбила с рукава надоедливую букашку.

— Как долго ты будешь восстанавливаться и где все это время мне жить? — озадачила насущными проблемами.

— Ты спасла этот мир. Выбирай город, дом и несколько… — богиня опустилась рядом, ставя блюдо со сладостями между нами. — Все здесь строилось из камня. На века. Ему сносу нет.

— Угу, — буркнула, набивая рот нежным лакомством.