Враги
Шрифт:
Мотька весь скрючился, согнулся, лвой рукой стянулъ на груди куртку, правую поднялъ вверхъ, какъ бы для за, щиты.
Прошло мгновеніе, другое…
И вдругъ случилось нчто странное, что-то такое, чего Мотька не сумлъ сразу понять.
Того, кто на него шелъ, отъ котораго онъ ждалъ муки и смерти, — вдругъ не стало.
Раздался рзкій, сухой трескъ, затмъ — какое-то странное хлюпанье… и хриплый крикъ, и стонъ, и опять хлюпанье…
И цлая вереница необычайныхъ, непонятныхъ и страшныхъ звуковъ забилась и затрепетала надъ безмолвной равниной: взлетали вверхъ фонтаны брызгъ и мелкихъ кусковъ
Поднятая кверху рука Мотьки упала, застывшее лицо прогнуло.
— Провалился!.. Тонетъ!..
Точно кто-то ударилъ его сзади, по темени и по затылку.
— Тонетъ!.. Спасите!..
И вдругъ Мотька рванулся и побжалъ.
Окоченлыми, неразгибающимися ногами мчался онъ впередъ, противъ втра, скользя и шатаясь… Вотъ уже несется онъ по длинной полос темнаго, неокрпшаго, всего два дня назадъ образовавшагося льда. Ледъ этотъ трещалъ и гнулся, какъ тонкая пароходная сходня, и вода подъ нимъ хлюпала и билась, и мстами, сквозь трещины, проступала на верхъ и тихо разливалась широкими, темными пятнами…
— Держись, держись! — какимъ-то страннымъ, не своимъ, а совершенно новымъ, смлымъ, звонкимъ голосомъ кричалъ Мотька, напряженно глядя впередъ, на то мсто, гд барахтался Митричъ. — Я помогу!.. Держись!..
Но тонкая ледяная скатерть вдругъ злобно заскрежетала подъ нимъ, и лвая нога его провалилась. Онъ сильно дернулъ ногой. Сапогъ, задержанный льдомъ, остался въ вод, и Мотька, босой, помчался дальше.
А впереди фонтаны брызгъ уже не вздымались, и не летли больше кверху обломки льда. Мелькалъ только среди черной воды и срыхъ льдинъ широкій синій поясъ утопавшаго, и чуть свтлла его крупная, обросшая желтыми волосами голова. Слышно было тяжелое плесканіе, и, не сливаясь съ нимъ, со страшной отчетливостью бился прерывистый, молящій стонъ:- Православные… голубчики… спасите…
— Держись, не бойся! — кричалъ Мотька, подбгая къ самому краю льда. — На!.. Хватай… держись крпко!..
Онъ быстро сорвалъ съ себя куртку, ухватилъ ее за рукавъ и, взмахнувъ высоко надъ головой, швырнулъ на воду, къ Митричу.
— Хватайся за куртку… я потащу…
Митричъ какъ-то странно закружился и вытянулся. До куртки, мутнымъ, блесоватымъ пятномъ распластавшейся на черной вод, оставалось аршина два разстоянія… Митричъ забарахтался, стараясь подплыть, но силы покидали его: падая, онъ остріемъ лома поранилъ себ шею. Теперь кровь обильно лилась изъ раны, окрашивая воду темнымъ багрянцемъ.
— Родненькій… голубчикъ… — прошепталъ Митричъ, узнавая Мотьку:- прости, Христа ради!..
— Держись, хватайся!.. Ну, хватайся же!..
Мотька выдернулъ изъ воды куртку и опять плюхнулъ ее на воду. Теперь она была отъ утопавшаго всего на аршинъ. Митричъ протянулъ къ ней руки, но водой ее относило въ сторону. Тогда Могька сталъ на колни, отвелъ лвую руку назадъ и, машинально ища пальцами, за что бы ухватиться, всмъ корпусомъ перегнулся къ Митричу и въ третій разъ бросилъ ему куртку. Отъ сильныхъ движеній Мотьки ледъ подъ нимъ поддался и затрещалъ, и на него хлынула вода…
Мотька вскочилъ и сдлалъ шагъ назадъ. Но въ эту минуту желтое пятно на вод судорожно сверкнуло и погрузилось… И Мотька весь затрепеталъ. Онъ высоко поднялъ
Крпко и со злобной радостью охватила вода его тощее, хилое тло, съ силой ударила по худому лицу. Мотька отвтилъ ударами, — яростными, дикими. Онъ билъ воду руками, ногами, дробилъ плававшія по ней срыя льдины и рзалъ ее своею узкою грудью. Онъ плавалъ теперь такъ же плохо и неумло, какъ и въ дтств, когда прибгалъ на эту же рчку купаться и когда «мсилъ булки». Но физическая усталость длала теперь его работу еще боле трудной… Онъ билъ воду руками, растрачивая безъ надобности незначительные остатки своихъ небольшихъ силъ, и длалъ какіе-то сложные, удлинявшіе путь зигзаги. Вскор онъ все же добрался до широкаго, черно-багроваго пятна, среди котораго тусклымъ кругомъ свтлла вновь вынырнувшая голова Митрича.
— Не бойся!.. Не бойся!.. Не утонешь…
Мотька протянулъ впередъ лвую руку, схватился за синій платокъ, которымъ былъ опоясанъ Митричъ, и, дйствуя одной правой рукой и ногами, поплылъ. Багровое пятно около головы Митрича разорвалось и вытянулось въ узкую полосу.
— Доплывемъ… Не бойся!..
Оба подвинулись шага на два. Но синій платокъ на Митрич вдругъ развязался, тихо скользнулъ, и Митричъ, отъ потери крови впавшій въ обморочное состояніе, сталъ быстро погружаться. Мотька усплъ, однако же, схватить его за фуфайку, и отчаянное барахтанье началось снова…
Брызги подымались блой тучей, падали на Мотьку, на его лицо, ослпляли его, кололи, жгли. Снизу била въ лицо черная вода, и она вливалась въ ротъ, и Мотька захлебывался и давился. Намокшая одежда облпляла тло, увеличивала его тяжесть и затрудняла движенія. Грузное тло Митрича, безмолвное и окаменвшее, тянуло назадъ, внизъ… Мотька цпко, тонкими пальцами держалъ полу его фуфайки и плылъ. Но плылъ онъ не въ одномъ какомъ-нибудь опредленномъ направленіи — къ краю проруби, къ сплошной масс крпкаго и прочнаго льда, — а кружился и барахтался, какъ попало, и почти не двигался съ мста. Силы его падали. Правое плечо стало ломить и жечь, какъ если бы его насквозь проткнули раскаленнымъ желзомъ. Мотька дйствовалъ теперь почти однми только ногами. Но и ноги ослабли, и ихъ стала сводить судорога. Онъ не могъ уже бороться, замеръ — и погрузился… Новый послдній запасъ силы пролился, однако, въ его мышцы — и онъ выплылъ, извлекая на поверхность и Митрича. Большая трехугольная льдина тихо качалась передъ его лицомъ. Онъ ухватился за ея край и навалился на нее грудью. Нсколько мгновеній льдина поддерживала его. Но потомъ стала медленно пригибаться и вдавливаться въ воду. Грудь Мотьки соскользнула, и льдина, освобожденная, отошла въ сторону, приняла опять горизонтальное положеніе и спокойно остановилась. Мотька потянулся къ ней, опять сталъ бить ногами, но въ лвомъ колн пробжала вдругъ невыносимо-острая боль, — точно сразу выдернули изъ него вс кости — и нога осталась скрюченной. Глаза Мотьки уже ничего не различали, вода свободно входила къ нему въ ноздри и въ ротъ. Митричъ, какъ гранитная глыба, тянулъ внизъ. И оба они опять погрузились…
Вверху по-прежнему грозно рокотала черно-багровая вода, а большая, срая льдина безучастно дремала въ сторон…
Д. Айзманъ.
1905