Вредители
Шрифт:
Кимитакэ показалось, что внимательные глаза адмирала и правда видят его насквозь.
– Но как же тогда наша армия побеждает?- спросил школьник.- Если рядовые настолько негодяи - как же они в бой-то идут?
– А за счёт того она побеждает и удерживает добытое, что даже мелкая собачонка может тяпнуть за яйца - и размер перестаёт что-то значить. И размер собачонки, и размер того, за что она тяпнула… Так что зря ты насчёт разврата беспокоишься. Мы тут армию не можем рисом до конца накормить, а ты боишься, что кто-то что-то не то захочет. Похочет-похочет - и пойдёт жрать, что дали. Каждый на своём месте. Как там у Мусами-сэнсэя в “Книга Пяти Колец”? Прямое дерево - для одного, кривое -
– Мне кажется, что мы всё-таки что-то потеряли,- возразил Кимитакэ,- Что-то детское, чистое, беспощадное. Я помню, в начальной школе, когда нас спрашивали по одному, что мы сделаем, если поступит приказ императора, мы отвечали громко и без запинки: “Отдадим жизнь и тело!”. А ведь это был не какой-то Гакусуин. Обычная районная школа. Но после поступления всё стало сложнее. И чем дольше идёт война, тем сложнее становится. Я начинаю сомневаться, что вообще на что-то годен.
– В младшей школе было легко именно потому,- парировал адмирал,- что вам надо было отвечать, а не делать.
– Почему-то мне кажется, что настоящему герою всё равно, где жить и чем питаться. И для него нет разницы, жить или умереть. Он бесстрастен, как статуя.
– Где ж ты таких людей видел?
– Ну, например, вы,- от этой новости адмирал чуть-чуть, но дёрнулся,- Я понимаю, что для этого вам пришлось пройти путь от курсанта до полного адмирала. Все же знают, что у вас есть ещё один дом, совсем недалеко от школы. Но там вы бываете редко. А здесь живёте вместе с женой. Хотя этот дом весьма скромный, как и всё казённое… ну, кроме императорского дворца, разумеется.
– Пример плохой, потому что ты упустил важную подробность.
– Вам здесь больше нравится?- спросил Кимитакэ. А сам подумал: сейчас он скажет, что догадался про бумаги, что хранит их в этом доме и что нашему плану конец.
Но ответ адмирала оказался ещё неожиданней.
– Нет. Я не живу в том доме, потому что он мне нужен, чтобы поселить любовницу. Она ведь не чужой человек. Но в семью её тоже не приведёшь.
– А жена… не возражает?- Кимитакэ не хотел спрашивать, и всё-таки спросил.
– Если бы приходилось ездить через весь город - пожалуй, и возражала бы. Не то это дело, чтобы время на него тратить. Во время войны время имеет особое значение. Вот наш непобедимый адмирал Ямамото - его жена рассказывала моей удивительные вещи. Он берёт с собой в инспекцию целые ящики рисовых клёцок и радуется им, как ребёнок - ведь он рос в такой бедности, что ел их раз в год. А когда он возвращается домой, то его охватывает другой порок. И если вечером к нему заглянет его бывший одноклассник Тейкити Нори, которого за дипломатию из адмиралов выперли, - пиши пропало. Потому что он обязательно приведёт с собой эту проклятущую гейшу Каваи Тиёки с дьявольской деревянной коробкой и они обязательно будут до трёх ночи резаться в маджонг… а ведь ему в штаб к семи утра. Жена каждый раз говорит, что в его возрасте так нельзя, а господин адмирал только смеётся - в моём возрасте, говорит, мой отец дал мне жизнь, а это требует больше усилий, чем какой-то маджонг. Так и стучат деревяшками всю ночь напролёт. И вот такие вот по-детски испорченные люди командуют флотом и не знают поражений. Так что выбрось это из головы, Кимитакэ. Пороки там, извращения… Вредно опиум курить - от него глупеют и умирают. А остальные пороки нужны христианским проповедникам, чтобы держать паству в узде. Они чувствуют, что теряют Европу, и решили теперь нас одурачить. Некоторые вот даже к трезвости призывают. Но ты, Кимитакэ, уже в том возрасте, когда понимают - как бы далеко не устремились интересны нашей империи за
– Знаете, от этого разговора мне тоже захотелось рисовых клёцок.
– Ты слишком беспощаден к своему телу. Я думал, тебе захочется хотя бы забраться в горячий источник.
– Нет, этого пока не хочется. Как и не хочется сыграть в маджонг. А вот рисовые клёцки были бы на пользу. После них и умереть не страшно. Если бы меня казнили, я бы попросил перед смертью рисовых клёцок.
– Казнь в наше время нужно заслужить,- заметил директор школы,- На войне умирают как попало. Иногда не успевают даже поесть. Новое вооружение, новые масштабы. Если бы ты знал, как сильно всё поменялось с тех пор, когда учили меня… Я не советую тебе равняться на живых героев. В наше время страна признаёт только мёртвых.
– Но почему?
– Так удобнее. Мёртвый человек ничего уже не учудит. Не потребует рисовых клёцок, не сядет играть в маджонг, не запятнает себя ещё каким-нибудь, как ты выражаешься, извращением. Погибшие воины очень важны для отечества. Вот почему их повышают посмертно на одну ступень, а из личного дела вычёркивают все взыскания.
– Это очень глубоко,- заметил Кимитакэ,- Это очень, очень глубоко. Но знаете, у меня есть ещё одна мысль, весьма стратегическая!
Школьник был уже достаточно пьян, чтобы перейти к анализу стратегий генерального штаба.
– Говори,- сказал директор школы,- Будем считать, что это сочинение на вольную тему.
– Смерть героя - это не просто смерть и исполнение долга. Смерть героя - это не просто возможность очистить его образ от оплошностей и нелепостей. Всё и сложнее и проще. Представляете, это так просто понять,- на этом месте Кимитакэ почти рассмеялся,- что я думаю, мало кто даже в нашей стране на это способен. А ведь и понимать нечего - достаточно приглядеться. Может быть, где-то в России или во Франции и живёт прямо сейчас такой понимающий человек - но не у нас. И это делает нас весьма уязвимыми.
– Так покажи мне это!
– Всё дело в том, что жизнь случайна, изменчива, и невзгоды преследуют каждого,- начал Кимитакэ.
– Ты говоришь, как монах.
– Если для того, чтобы вы увидели, мне придётся пойти в монахи - я готов…
– Голова у тебя и так достаточно острижена. Продолжай.
– Так вот, что же следует из этой случайности, изменчивости и невзгод если посмотреть с точки зрения искусства? И если, к примеру, в европейском романе есть главный герой, сюжет, начало, конец, название, мораль, текст разбит на главы - то в подлинном происшествии сложно выделить главного героя, однозначный сюжет, несомненное начало и бесспорный конец. И уж тем более сложно найти мораль. Поэтому если вы где-то видите историю из жизни, из которой торчит мораль - это история либо придуманная, либо рассказчик чего-то не договаривает.
– А если писать роман о событии, которое уже произошло? К примеру, такое интересное тебе Восстание Молодых Офицеров.
– Тут, конечно, от автора всё зависит,- заметил Кимитакэ,- Искусный автор может написать роман о Восстании Молодых Офицеров, а само восстание при этом не показать. К тому же, у Восстания были причины. И были последствия. Про них тоже надо рассказать, а это дополнительные главы. Даже неясно, не обернулось ли их поражение победой - ведь идеи Восстания были возвышенны и благородны. Я скажу даже больше: Восстание Молодых Офицеров м само по себе произведение искусства, вроде театральной постановки. Конечно, оно необычно. Но ведь это не наука, не производство и не ритуал. Это просто некое событие с началом, концом и моралью. Даже на главы разбить можно.