Вредители
Шрифт:
Кимитакэ прошёл через тесный и совершенно пустой коридорчик. Каждый шаг, словно по илистому дну, давался всё труднее, и на пороге кабинета он невольно замер.
В первые годы школой руководили виконты и принцы - видимо, аристократического происхождения считалось достаточно. Именно к той эпохе относилось правление легендарного генерала графа Ноги - и такое это было правление, анекдоты про старика ходили до сих пор. Потом, с установлением международного мира, школой руководили крупные деятели естественных наук, отправленных сюда на покой после ректорства в каком-нибудь престижном университете. Когда Кимитакэ начал ходить в школу, он ещё успел застать ту эпоху -
После инцидента на мосту Марко Поло, той самой искры, из которой разгорелось и охватило всю Азию пламя войны, школой опять стали руководить люди военные. Казалось, вернулись времена старого Ноги - только на этот раз было вообще не смешно.
Адмирал Номура руководил недолго и вскоре отбыл на какую-то другую дедовскую должность. Его сменил ещё один адмирал - Яманаси. Этого побаивались даже учителя.
Кимитакэ вдохнул поглубже для смелости и толкнул створку двери. Створка отъехала и он увидел, наконец, адмирала.
Тот сидел в высоком начальственном кресле за огромным, почти в половину комнаты дубовым столом европейской работы.
Это был худой и низкорослый человек с тонкими, словно нарисованными усиками. Ему уже было за пятьдесят, но старость пока не придумала, как к нему подступиться. Одет, как всегда, в похоронно-чёрный костюм, которые сидит на нём идеально, словно униформа офицера флота.
Заметив школьника, адмирал отложил бумаги и ощутимо повеселел.
– Здравствуй, Кимитакэ-кун. Присаживайся и рассказывай, с чем пришёл.
Кресло для посетителей тоже было роскошное, с гнутыми лакированным каркасом и ситцевой обивкой в мелкий цветочек. Такие стоят в поместьях английских лордов.
– Я не ожидал, что вы так быстро вспомните моё имя,- заметил школьник, устраиваясь на непривычно мягком сидении.
– Оно у тебя достаточно редкое. К тому же, приходится помнить всех выпускников, которые достаточно хорошо учатся. Нам же именные серебряные часы в дворцовой канцелярии заказывать… Так с чем ты пришёл?
– Это совсем небольшое дело,- произнёс Кимитакэ,- Мне нужно как-то связаться с нашим бывшим учителем каллиграфии.
– А зачем он тебе? Ты что, боишься разучиться писать?
– Учитель упоминал, что у него хранятся подлинники некоторых работ… скажем так, весьма древних. Возможно, среди них есть образцы, изготовленные сразу после смуты годов Дзёкю, если с датировкой ничего не напутали. И мне кажется, сейчас самое время уговорить его передать рукописи в более надёжное хранилище. Где они смогут пережить войну в безопасности и занять потом достойное место среди наших национальных сокровищ.
Директор посмотрел на бумаги. По его лицу пробежала едва заметная тень отвращения. Потом поднялся, полез в едва заметный лакированный шкафчик из красного дерева и вернулся к столу с бутылкой тёмного стекла и двумя шестигранными стаканами, - в американском кино из таких пьют виски.
На бутылке не было этикетки - только инвентарный номер. Адмирал снова уселся в кресло и принялся увлечённо откручивать пробку. Кимитакэ так и не разглядел, откуда взялся штопор - казалось, директор школы извлёк его прямо из воздуха.
– Это красное сухое вино из муската, его делают в префектуре Ниигата для наших героических подводников,- заметил адмирал,- Его свободная продажа запрещена, не достать даже на чёрном рынке. Однако все документы на его оформление идут через министерство финансов и там застревают. Поэтому вино до подводников не доходит. Ты, я думаю, догадался, где оно застревает. Но не думай, наша школа пока ещё не стала частью министерства.
Красная жидкость хлынула в стаканы.
– А вы часто пьёте с учениками?- поинтересовался Кимитакэ, но стакан взял.
– Только если есть повод,- отозвался адмирал,- А хороших поводов в наше время всё меньше. Поэтому - кампай!
Терпкое вино было приятным на вкус, но почему-то глоталось тяжело. Организм словно сопротивлялся непривычному ощущению.
– У вас много связей,- заметил школьник,- и на флоте и в армии, и среди придворных, и в министерствах.
– В моём положении этого не избежать. У меня же их дети учаться. Да и сами они здесь учились.
– Получается, и Старый Каллиграф получил своё место не просто так. За ним тоже кто-то стоял?
– Почему ты думаешь, что не за таланты.
– Разве может сын провинциального портного стать нашим учеником?- Кимитакэ выдержал паузу и ответил сам себе:- Вот и я думаю, что не может. Несмотря на любые таланты. Не то, чтобы есть специальное правило. Просто: не положено.
– Ты хорошо усвоил здешние уроки. А так-то его устроили по рекомендации господина Блайса. Был у нас такой британец, учитель английского языка. Ты, наверное, его даже успел его застать.
Кимитакэ прищурил глаза и действительно смог припомнить иностранца, который появлялся всего лишь на паре уроков. Тяжёлое лицо, взгляд, всегда устремлённый куда-то в сторону, и грузное тело в светлом костюме. Он говорил медленно, словно черепаха ползла, и в качестве примера для разбора приводил цитаты из переведённых им сочинений великого мастер дзен Дейтаро Судзуки, которые и на родном языке непросто понять…
– Мы познакомились с ним лет двадцать назад, в Корее.,- продолжал тем временем адмирал,- Он всё искал способа приобщиться к местной культуре. Для начала просто усыновил какого-то корейского мальчика. Я не успел объяснить ему, насколько это плохая идея для исследователя Японии. Потом он стал делать успехи: развёлся с женой, женился на японке и сделал с ней двух дочек. Такой способ постижения культуры явно ему был ближе… Этот мистер Блайс считал меня своим лучшим другом и самой всесторонне развитой личностью, которую он встречал. И даже как-то заявил, что если бы я стал премьер-министром, а почтенный Судзуки - самым главным буддистским монахом, Япония была бы идеальной страной. Конечно, должности самого главного монаха у нас в стране нет, но эту недоработку недолго исправить. Видимо, и правда во мне было немало того, чем люди вроде него восхищатся. Например, то, что я мог дать ему должность в школе, которая и доход приносит, и оставляет кучу времени на исследования хайку. Или то, что меня вызывают давать советы самому императору.
Как и многие иностранцы, которые смогли зацепиться в предвоенном Токио, он мнил себя единственной связью между императорским двором и посольством своей великой державы. Каждый из них был уверен, что только он способен объяснить по-настоящему, какие цели приследует его великая держава. Но почему-то ни у кого из них не хватило ума понять, что таких советчиков много, очень много.
Он всё время просил меня что-нибудь доложить императору. Например, у него был смелый план прекращения войны. Оказывается, для этого достаточно нанять правильного воспитателя наследнику престола. Воспитатель должен быть во-первых, женщиной, во-вторых, американкой, в-третьих, убеждённой пацифисткой, а по религии - квакером. Со временем наследник вступит на престол и, вооружённый новым мышлением, найдёт способ прекращения войн.