Времена сновидений. Книга 2. Посвященные существами сновидений
Шрифт:
Когда я вышла от нее, то встретила матушку Поликсению; она очень обрадовалась, когда увидела меня, и сказала: «Ах, Феклушка, ты уже здесь? Но ведь еще рано тебе».
Крепко меня обняла и показала свою келью: это был красивый одноэтажный домик. Она сказала: «Я все знаю, молюсь за своих келейных и жалею их».
Когда она отошла, я встретила первую мою старицу (старшую при молочной на скотном дворе).
Она тоже очень обрадовалась, крепко меня обняла, говоря: «И ты, Феклушка,
Я спросила у нее: «Матушка, ведь вы – умершая, хорошо ли вам здесь?» «Было раньше не особенно хорошо, – отвечала она, – сама знаешь, с народом жила, много греха было; но сестры в шесть недель умолили за меня, теперь мне хорошо».
Она отошла от меня, я осталась стоять среди поля; тут явился святой Георгий, и мы пошли дальше.
Поле становилось все красивее; вдали виднелись ворота; вдруг я увидала, что посреди поля идут монашествующие, все больше полками, в белых, светлых и парчовых мантиях, в золотых и серебряных венцах.
Много шло святителей в золотых одеждах, в венцах и с крестами; в пятом полку узнала своего священника, очень хорошей жизни.
Впереди монахинь шли игуменьи с посохами; много узнала своих умерших сестер, некоторые рясофорные были в мантиях белых с золотыми венцами, а другие в белых с серебряными венцами, у некоторых были букеты из чудных цветов.
Все знакомые монахини кланялись мне и улыбались, а одна послушница сказала: «Феклушка, и ты пришла к нам! Да не совсем – вернешься обратно».
Во главе священства шел святитель в митре, весь в золоте и с крестом в руке. В пятом полку узнала трех иеромонахов большого Тихвинского монастыря, в том числе и отца Клавдиана, с крестами в руках.
Все они были веселы, и все как будто в одних годах, лет тридцати; а мирские шли по краям с двух сторон, их было так много, как бы в воздухе комаров; все они проходили в ворота.
Вдруг явился около меня седой старичок в блестящей одежде и в крестах; я узнала в нем святителя Николая: «Пойдем, теперь надо возвратиться обратно». И мы с ним пошли.
Тут я никого не видала; пришли мы на другое поле, которое похоже на нашу сенокосную полянку, только течение реки как будто другое, с восточной стороны; на этом поле я увидела своих монахинь и послушниц, которые косили траву, а некоторые гребли сено, и светло было у них; они пели очень хороший псалом: «Пресветлый Ангел мой Господень».
Вдруг в воздухе точно блеснуло что-то, и я увидела небольшой венчик над тем местом, где работали наши: он золотой и все делался больше и больше; то он поднимался, то опять опускался; а с восточной стороны идет точно игуменья с посохом в руках, а сама все крестит всех, но я не узнала, которая игуменья.
Тут я оглянулась и посмотрела за реку, там было очень темно.
На самом берегу стояли наши, живущие в монастыре; волосы у них были распущены, им, по-видимому, хотелось перейти на эту сторону, но только
Вдруг в это время явился ко мне в облачении с крестом о. Клавдиан. Он сказал мне: «Не говори никому, кого ты видела за рекой, они, быть может, милосердием Божиим и покаются».
После этих слов я опять увидела около себя святителя Николая, он сказал мне: «Теперь пойдем, я провожу тебя». И точно, мы пришли в келью, и он скрылся.
Вдруг открывается дверь в келью и входит умершая наша матушка игуменья Рафаила в парчовой блестящей мантии и в венце на голове. За ней входит другая монахиня, высокая, черная, а одежда на ней еще светлее, на голове корона; она стояла позади матушки игуменьи и улыбалась, а матушка подошла ко мне и сказала: «Вот ты теперь больна, пособоруйся и поправишься».
Тут матушка три раза перекрестила меня. Я спросила: «Матушка, кто это с вами?» Матушка ответила мне: «Это наша благоверная царица, схимонахиня Дарья». Она стоит и улыбается, издали перекрестила меня, и они обе скрылись.
После этого я проснулась, окинула взглядом всю келью, и какая грязная и мрачная показалась она мне после того, что я видела. Сначала никого не узнала, кто был около меня, такие они мне показались дурные, черные, после тех, каких я видела в поле и которые шли полками.
Немного погодя я совершенно пришла в себя, узнала всех, и первое слово мое было к ним: «Девушки, не делайте никому зла. Что будет вам на том свете за зло, страшно и подумать».
После этого сновидения послушница Фекла, по разным источникам, пролежала от десяти до пятнадцати дней в постели, была очень слаба, падала на пол, когда пыталась встать, и находилась между жизнью и смертью. Из-за сильного страха она боялась оставаться одна, и в ее келье все ночи горела лампа. Только вечером на девятнадцатый день ее одели и отвели, поддерживая за руки, для слушания Евангелия, после чего она почувствовала себя лучше и стала поправляться. Ночные страхи тоже прошли.
«Замечательное сновидение послушницы Феклы о загробной участи людей», как оно названо в Почаевском и Афонском «Листках», во многом перекликается с апокрифом «Хождение Богородицы по мукам», а также с «Чудесным сновидением Пантелеймона», послушника Ново-Афонского Симоно-Канонитского монастыря, имевшим место в октябре 1908 года. Все они описывают совершенно одинаковые ландшафты загробного мира, увиденные во сне-обмирании, свойственном глубоко верующим людям. В сновидении Феклы сопровождающие ее помощники-путеводители периодически напоминают ей: «Бодрствуй и крестись», что схоже с сохранением осознанности как в йоге, так и в практиках так называемых «шаманящих во сне», или «ходящих во сне». Таким образом, можно сделать вывод, что практика осознанных сновидений не была прерогативой лишь индуизма, буддизма и шаманизма, как обычно считается, но некогда существовала и, возможно, еще существует в других религиозных традициях, в том числе тех, которые на данный момент отвергают это.