Время для жизни 2
Шрифт:
И потом очень чинно посидели за столом — и выпили, и закусили! Катя, молодец, все приготовила! Правда — все смущалась, по причине того, что он не дал ей одеться перед тем, как за стол садиться.
— Вань! Ну… как-то… не по себе, в таком виде за столом сидеть! — она отводила от него взгляд и улыбалась.
— А ты садись не напротив меня, а рядом! — предложил он.
— Ага! Рядом… тогда мы вообще не поедим! Что я тебя, не знаю, что ли? — смеялась в ответ женщина.
Но в итоге рядом — села. Целоваться они начали еще за столом, попивая вино. Потом — логично переместились
— Ванечка! — постанывала она снова, — а тебе разве вот… не стыдно… так вот меня — ласкать…
— Ну что ты, Катюшка… Какой стыд, когда я вижу, как тебе нравится!
— Ох и нравится… Ах, как же мне нравится!
В итоге, она так разошлась к вечеру, что практически сама потребовала всего того, что он ей предлагал раньше. И даже — больше того! Что бы он не предлагал — она с энтузиазмом соглашалась.
«И познал он ея всю! И — всяко!».
Они дотянули со всяким… приятным вплоть до прихода с работы Глаши. И та было очень удивлена, когда увидела, что подруга — толком и не одета.
— Вы, что же, напились, что ли? Как так? Ване же сейчас назад идти? А если — поймают его, нетрезвым-то? — возмутилась хозяйка дома.
Потом присмотрелась к ним, и удивленно протянула:
— Хотя и нет… вроде бы. Иван-то… вроде и вовсе трезвый! А у тебя, у кошки блудливой, чего такие глаза пьяные?
— Не ругайся, Глаша… Мы и выпили-то всего бутылку вина красного за весь день! — пояснил Косов, потом посмотрел на Катьку, — А что глаза у нее такие… так-то… не от вина она пьяная…
«Ага… а глаза у нее и впрямь — шалые, как у пьяной! И даже вроде бы — покачивается слегка! Натрахалась, довольная — как кошка!».
— Ишь как! Значит — помирились, да? — усмехнулась хозяйка.
— Ох, Глашка! Весь день мирились! Мирились-мирились… Так сладко мирились… Я бы еще помирилась так…, - улыбаясь и покачиваясь, промурлыкала Катерина.
— А тебе все мало и мало! Я ж и говорю — кошка блудливая! — засмеялась Глаша.
— Блудливая, блудливая… Сама-то — куда как чаще…, - начала Катя, но смутившись, замолчала.
— Вот и молчи, ага! Ишь, разговорчивая какая! — поджав губы, сказал хозяйка.
Так что, настроение у Косова было, по возвращению — летящее.
«Все-таки Катька, как подруга для этого-самого — лучше и не надо! И любит это дело, и безотказная — как винтовка Мосина! А я все чего-то ищу, ищу… Только вот… предупредила грустно Катерина, что письмо ей передали от мужа. Что, дескать, возвращается домой в конце марта. То есть — ага… кончатся ее гульки!».
— А до осени, пока он снова уедет, ты, Ванечка, уже и другую себе найдешь! Красивую, да помоложе! — грустно вздыхала Катька.
— Ну… зарекаться не буду. Но… даже если и так, то неужто у меня и на тебя сил не хватит? — засмеялся Иван.
— Да? — обиженно протянула Катя, — А хватит ли?
А потом — повеселела:
— А может и правда — хватит, а?
У Ивана на языке вертелась похабная фраза, что, дескать, если не хватит — мы Степана к этому делу привлечем! Но так явно хамить женщине… Не, не надо такое!
В течении курса обучения в училище, курсанты, и Косов не был исключением,
Одним из таких мест был промежуток забора между котельной и конюшней. Через него Косов и прибыл в «альма-матер».
«Хорошее место! И из окон училища — не видно, ни с котельной, ни с конюшни! Плохо только то, что отцам-командирам оно тоже — наверняка известно!».
С целью оставить свое прибытие в тайне, Косов посидел сначала у забора снаружи, прислушиваясь и поглядывая по сторонам, потом — так же посидел и поглядел, но уже — внутри, в тени забора. Машин у хоздвора еще не было, а значит — со второго рейса картофелезаготовители еще не прибыли. Через некоторое время, изрядно продрогнув, прикинув что и к чему, Иван зашел в конюшню, где его уже давно знали и принимали за своего. Объяснил, что ему нужно дождаться машины из рейса, предложил помочь с обиходом коней, чем и был занят до того момента, как во дворе послышался гул двигателей.
— Ну что… как у вас дела? — спросил он у Амбарцумяна, — Никто не проверял? Продуктов-то — хватило?
Получив заверения в том, что все — в порядке, и не проверял никто, и продуктов хватило с лихвой, Косов помог с разгрузкой, и в полном умиротворении с собой и миром, отправился в казарму.
— Ну ты как? Все нормально, помирились? — спросил сердобольный сержант Ильичев.
— Все нормально, помирились! Но было сказано, что сержант Ильичев — мудак и скотина! Воспользовался беспомощным состоянием нетрезвой женщины и — ага!
— Ну уж… беспомощным… да уж! — хмыкнул Степан.
— Ты не отпирайся, развратник и прелюбодей! Боженька тебя за все, за все накажет! — продолжил насмехаться над приятелем Иван.
— Ты, Вань, того… Я хоть и комсомолец, но, знаешь… вот не надо так! Там оно… неизвестно еще как…, - невнятно пробормотал Ильичев, — Да и в родне у меня… не принято как-то вот так… неуважительно о Боге. Лучше уж… совсем помолчать!
— А где ж я — неуважительно? Тебе может послушалось что? — усмехнулся Косов.
— Ай, ладно тебе! Как ты говоришь — замяли тему! — предложил приятель.
— Кстати! — внезапно продолжил сержант, — Сдается мне, я тут нашел причину, по которой тебя тогда ротный вздрюкивал… А потом — и вся рота «летала»!
— Да? Интересно, и в чем же причина? — заинтересовался Иван.
— Да тут слушки такие ходят… Ну — может и сплетни, не буду утверждать… В общем, ротный наш, когда сюда перевелся, как говорят, «запал» на одного военврача, ага! Зачастил, говорят, в санчасть! Но и вроде бы… опять же — как говорят! — Степан поднял указательный палец, — Ни хрена у него не вышло! Получил — от ворот — поворот! Или как выражаются земляки нашего каптера — гарбуза ему вынесли! Вот так-то, дружище! Так что ты смотри… как бы тебе служба солона не пришлась.