Время для жизни 2
Шрифт:
— Да успокойся ты… Вот еще! И в мыслях не было тебя твоей национальностью подкусывать! Ладно, не нравится военно-политическое, есть же и артиллерийские училища. Ты ж все задачки в уме как орешки щелкаешь! Да и память у тебя — ух! Даже завидую тебе, как тебе учеба легко дается!
Юрка хмыкнул:
— Что-то не заметно, чтобы тебе учеба сложно давалась! Я тебя очень уж редко за учебниками вижу, а тем, ни менее учишься ты — хорошо. А про училище… там так было… В общем, поругался я с отцом. Тот тоже, как и ты — «в институт, в институт!». И даже — не спрашивал, а в какой институт
— Ну и дурак! Родителей нужно слушать! Родители… они, ага — плохого не посоветуют. У них, у родителей, жизненный опыт, чего у тебя — точно нет. И сам посуди — ну выпустишься ты «Ванькой-взводным» и чего? Таких «Ванек» — до хрена и больше! А если бы инженером, где-нибудь на заводе работал — насколько бы больше пользы стране принес, а? Вот — то-то же!
Гиршиц надулся-насупился и был явно не согласен с Иваном, но — молчал.
— Ладно, Юрка! Не дуйся! Песни мы с тобой прогнали… Что еще хочу сказать? Нам, кроме песен, нужно будет и паузы чем-то заполнять. Ну знаешь… типа — конферанс!
Юрка кивнул:
— Да, мне на концертах бывать приходилось, видел! Да и летних садах, на эстрадных площадках, часто слушать доводилось…
— Ну вот… поэтому… ты меня должен будешь поддерживать. Я там… ну — всякие шутки-прибаутки… анекдоты-побасенки. Но и ты не молчи! Я тебя не заставляю «первой скрипкой» работать, но поддержка твоя мне понадобится. Понял?
— Да понять-то я понял… Только я же никогда… Как-то…
— Стесняешься, что ли? Да брось ты! Чего стесняться-то?
— Ага… чего стесняться? Это вы вон, с Ильичевым… а другие-то — не так…
«Эге… а Юрка-то, похоже, женщин стесняется! Х-м-м… не, ну так-то — понятно! Но… надо парня как-то — поддержать!».
— Юрк! Слушай… а у тебя, что… ну — женщин не было, что ли? — Косов постарался спросить максимально деликатно.
— Ну… там… а чего тебе?! — разозлился Гиршиц.
— Да вообще — ничего! Просто… зря ты так… боишься их. Они — смелых любят! А вот представь — по окончанию училища отправят тебя в войска. А там какой-нибудь… конфликт. И — ага! А ты даже девушку не потрогал. Обидно же будет! Разве нет?
Гиршиц шмыгнул носом, вздохнул:
— Ну… ну так-то у меня были девушки. Ну там… провожал до дома. На вечерах школьных…
«Пиздит! Точно — пиздит!».
— Юр! Я тут лезть не буду, дело твое. Но… помни о моих словах — как бы обидно не было! А еще лучше — чтобы… в случае чего у твоих родителей внук или внучка остались. Понял? Лучше уж так… чем вообще — никак!
Юрка помолчал, а потом, фрондируя, спросил:
— А ты ж чего тогда… никого по серьезному не заводишь?
— К-х-м… понимаешь, Юрка. Я — детдомовский. Нет у меня родителей. А значит и поддержать мою… возможную жену с ребенком — будет некому. Так что… сам понимаешь!
В пятницу, восьмого марта, ближе к вечеру, по понятным причинам, училище стремительно пустело. Часть курсантов второго курса была направлена на проводимый вечер отдыха в педагогический институт. И только первокурсники занимались по распорядку. Командно-преподавательский состав тоже — стремительно
«Правда, вот Ильичев, узнав о намечающимся в санчасти концерте, «надулся» как мышь на крупу. Пришлось доходчиво объяснять, что приглашали только меня и Гиршица. И никого более! А по причине отсутствия хоть сколько бы значимых творческих талантов у сержанта, его присутствие там — не желательно!».
Уже на подходе к санчасти, Косов обратил внимание на общий смурной вид своего аккомпаниатора.
— Юрка! Ты чего это? Чего взгрустнул?
Гиршиц, сморщившись, молча пожал плечами.
— Не! Так дело не пойдет! Ты должен излучать уверенность в себе, доброжелательность к слушателям и зрителям, обаяние в отношении к дамам!
— Я излучаю…, - «это просто… Ослик Иа какой-то…».
— Ты излучаешь сейчас только депрессию и полный пессимизм! Ты чего, а? Играешь ты — здорово. Какие могут быть сомнения? А что женщины там… так… Так! А чтобы нам такого сделать, а… Юрка! Ну как можно бояться женщин? Они же красивые. На вид! И очень приятные… на ощупь! Ты вот лучше бы вожделение какое излучал!
— Я не могу излучать вожделение! — брюзгливо отозвался Гиршиц, — Чтобы его излучать… нужно его чувствовать!
— А ты его не чувствуешь? — им пришлось остановиться у крыльца.
— Нет…, - еле слышно признался гармонист.
— Вот же ж… Юр! Ты хоть знаешь, что мужчины с женщинами делают? Ну — так, в теории хотя бы?
Гиршиц вздохнул, излучая всю скорбь иудейского племени.
— В теории знаю…
— Так вот, Юрка! Ты даже не представляешь, как это здорово! Это… это — дух захватывает! Душа воспаряет! Мысли путаются. Внутри тебя все подергивается и наливается сладкой истомой! Это, Юрка — женщина! Вот представь… собираешь ты тепло своего тела, вот так тянешь, тянешь его изо всех уголков…
— В человеческом теле нет уголков…, - осек его Гиршиц, но Косов заметил, что слушал Юрка его — с интересом.
— Ну что ты цепляешься к словам, а? А уголки губ? А уголки глаз? И-эх ты, умник! Так вот…, - продолжил Иван, — Собираешь ты это тепло со всего тела, накапливаешь его… вот где-то в районе груди, а потом — раз! И направляешь на понравившуюся тебе женщину. Прямо вот так — волной! Или — прямо сгустком таким… Они, женщины, эти… Они же… они — как кошки, они к теплу тянутся! Они тепло — любят! И вот… чувствуют они это тепло. И сами раскрываются навстречу!
Иван заметил, что Гиршиц немного взбодрился и слушал лектора — с интересом. По окончании тирады, Гиршиц кивнул и заявил:
— Вот теперь я понял, как ты песни пишешь! Вон как… наплел! А вот книги или просто стихи, не песни — ты писать не пробовал?
— Ага… книги, стихи… в основном эротического содержания! — с досадой сплюнул Иван, и полез в бушлат за портсигаром.
И тут они услышали тихий, но заливистый смех. Повернувшись удивленно, Косов увидел выглядывающую из-за двери Настю. Хотя как раз в этот момент Настя — не выглядывала, а чуть согнувшись в коленях и поясе, прикрыв рукой рот, взахлеб смеялась.