Время для жизни 2
Шрифт:
Скорчившись от вида зубоврачебного кресла, допотопного, как на взгляд «попаданца», прямо такого — устрашающего вида! Косов громким, зловещим шепотом сказал Гиршицу:
— Видишь, Юрка! Здесь у них пытошные камеры! Здесь они народ мытарят, здесь из него жилы тянут!
Настя, конечно же, услышала и расхохоталась:
— Ну, комик! Клоун! Но — я запомнила! Попадешь ты к нам в руки! — и погрозила пальцем.
— Да не приведи Господь! Чур меня, чур! — притворно перекрестился Косов.
Она хмыкнула, покачала головой:
— Вот я и говорю — клоун!
«Ага… душевая, ванна, кушетка, «толчок»!».
— Там, по коридору, еще один санузел! А вот палаты. Одна маленькая — это изолятор!
«Четыре койки… А ничего так… просторно. И даже где-то уютно! По крайней мере — не хуже, чем у нас в спальном помещении!».
— А здесь — большая палата, на десять больных!
Именно здесь и намечалось все действо. Похоже, что кровати среднего ряда были вынесены куда-то, кровати оставались — только вдоль стен. Посредине комнаты были рядком выставлены столы, вокруг которых и суетились сейчас несколько женщин.
— Анастасия Ивановна! А у нас все готово, можно садиться! — обратилась одна из них к врачу.
— Ну вот… экскурсия закончена, благодарю за внимание! — улыбнулась Настя.
— Спасибо! Мы — сейчас, за инструментами! — кивнул Иван.
В кабинете Косов внимательно посмотрел на Гиршица:
«А ничего! Зарумянился и вроде бы успокоился! Вид, пусть и не боевой, но уже и не убитый!».
Когда они зашли в палату, женщины уже сидели за столами. К ним сразу же подскочила все та же медсестра, которая прибегала «лечить» Юрку.
«Ага… а Настя сидит во главе, тык-скыть… ну — это понятно! Руководитель, чё! А мне, значит, место назначили — рядом с ней, ага… А вот судя по позициям — Гиршица предполагается усадить вон там! Среди этого «цветника»! И рядом — еще место пустует. Это не этой ли бойкой медсестрички место? Тогда Юрке… м-да… это специально так? Или уже сейчас — «переиграли»? Ха… вот ни разу не удивлюсь, если Гиршица начнут «охмурять»! Главное, чтобы он — не сплоховал!».
— Извините, дорогие женщины! Но мы пока присаживаться — погодим! Вам — отдыхать, нам — работать, так сказать! И вот что я вам скажу — играть и петь — лучше всего стоя! И если играть сидя — еще можно. То вот петь… если не русские народные и за столом, да после пары-тройки рюмок… то петь лучше стоя! И легкие лучше работают, диафрагмы там разные… ну — вам лучше знать, вы же — медики!
Парочка молодых девушек по центру стола переглянулись и со смехом заявили:
— А мы не медики! Мы — из канцелярии!
— М-да? Но все одно — петь нужно стоя! — продолжил объяснять Косов.
— Так, а как же… ну — поздравить, выпить в честь праздника? — немного растерянно спросила медсестричка.
— Конечно же! Конечно же и выпьем, и поздравим! Но! Стоя! Тем более — за дам и принято пить стоя и только так! — радостно поддержал Иван.
— Да? Ну… тогда так! — женщина налила им по рюмке водки, поднесла поближе несколько блюд — закусь на выбор, так сказать!
— Вот! Так будет — правильно! — кивнул Косов, и поднял рюмку, скорчив «морду» Гиршицу,
Потом Косов задвинул тост — длинный, витиеватый, но красивый! Аж самому понравилось! Залихватски хряпнул рюмаху, покосился — как там аккомпаниатор? Тот, к радости, не подвел! Не торопясь, закусил:
«А смачные огурчики! Уже весна — а они такие — хрусткие! Да еще и остренькие… С хреном солены, что ли?».
— Дорогие дамы, милые наши женщины! Вы отдыхайте, выпивайте, закусывайте… А мы постараемся скрасить ваше застолье песнями! — Косов, что говорится, поймал кураж!
— Первая песня, конечно же — о любви! Маэстро! — кивнул он Гиршицу, и тот заиграл вступление…
— Мохнатый шмель — на душистый хмель!
Цапля серая — в камыши!
«Интересно… старше Насти тут только одна женщина! Явно ей больше пятидесяти. Остальные — все младше. Но… вот даже эта — бойкая медсестра, что так сейчас пялится на Юрку… и эти две девчонки из канцелярии… при всей их молодости! Они внешне явно проигрывают товарищу Анастасии Ивановне! Остальные… ну — милые, да… Вон та даже фигуристая, вроде бы! Но все одно — Настя здесь — Королева!».
— Так вперед за цыганской звездой кочевой!
На закат, где дрожат паруса!
Косов заливался соловьем, матерым цыганом подергивал плечами, только лишь в присядку не шел…
«Фух! Первый блин… и вроде бы — не комом!».
Одна из девчонок-канцеляристов, повизгивая, приговаривала:
— Как я люблю эту песню! Как она мне нравится! По осени к нам в Омск ансамбль приезжал, из Красно-Сибирска! Там такой солист, девочки! Обалдеть! Игорь Калошин… Как он пел эту песню! Я прямо замирала вся! А сам он какой! Такой мужчина-а-а!
«О как! Оказывается, Калошин со своей бандой приезжал в Омск? Интересно… а как я такое пропустил? Хотя… м-да… тут все пропустишь, с этой учебой, нарядами и прочим! Да и внешние новости в училище доходят не враз! Омичей — не так уж много, а курсантам ближе и интереснее — что внутри училища творится, чем все — что снаружи! А Игорек-то, оказывается приобретает популярность уже и за пределами Красно-Сибирска!».
Они чуть перевели дух, и…
— К долгожданной гитаре я тихо прильну!
Осторожно и трепетно трону струну!
И Гиршиц, зараза такая! Как здорово ему удаются все эти проигрыши!
И она отзовется, призывно звеня!
Добротою наполнит тебя и меня!
«Ишь как развеселились! Прямо за столом им не усидеть!».
— А почему бы вам не станцевать, милые дамы?! — в очередном проигрыше громко обратился к присутствующим Косов.
— От зари до зари! От темна до темна!
О любви говори, пой гитарная струна!