Время для жизни 2
Шрифт:
Женщина всплеснула руками и снова засмеялась.
— Ты чего, Глаш? — удивился Косов.
— Да случай такой… смешной ведь! Кому расскажи — не поверят же, а уж хохоту будет! Прям… кумовья какие-то вы получается!
И продолжая смеяться, Глаша негромко спела:
— Что за кума, коль под кумом не была?
Коль под кумом не была — это что за кума?
Косов поморщился. Было все-таки — не очень приятно.
Буфетчица, увидев его реакцию, замолчала,
— А тебе… что же… Катька так понравилась… ну — в этом самом?
Косов хмыкнул, почесал затылок, продолжая играть такого… простоватого парнягу:
— Ну дык… понравилась, конечно. Горячая она баба, что уж тут…
Глаша выпрямилась, усмехнулась и иронично протянула:
— Вот ты… телок! За «кунку» все готов простить… как тот теленок за цыцкой тянешься!
Косову такое заявление снова не понравилось:
— Так и вы… бывает, за толстым да длинным — тоже бегаете!
Глаша на удивление на обиделась, а захохотала, а потом, вытерев глаза уголком рукава, признала:
— Да и мы… бывает. Тоже бегаем! Если, как ты сказал — длинный да толстый! Чего уж греха таить?
— Ну так и что тогда… подковыривать? — насупился Косов.
— Да не подковыриваю я тебя… Просто… глупо все получается. Глупо и смешно!
«Ага! Санта-Барбара, мля!».
— Ладно… чего-то я тебя заболтала! Ты, поди, есть хочешь? А у нас как раз горячие чебуреки поспели. Будешь?
При упоминании о чебуреках… горячих, у Косова рот явно наполнился слюной.
— Буду! — решительно кивнул Иван.
— Садись вон туда, за столик! Сейчас принесу. Да сама с тобой перекушу… чего-то уже проголодалась я.
— Сколько должен буду?
— Да брось ты! — махнула рукой Глаша, — Свои люди — сочтемся!
А потом снова расхохоталась:
— Мы ж с тобой сейчас… навроде родственников! Через этих-то… Степана с Катькой! Ой, не могу! — тряслась она от смеха, — Ой, помру сейчас со смеху! Родственнички, мать иху!
Потом они с аппетитом ели горячие чебуреки и какое-то время пришлось помолчать.
— А я ведь… к тебе, Глаша… еще по одному делу, ага!
Женщина продолжая запивать «вкуснятину» горячим чаем, вопросительно приподняла бровь.
— У нас там, в училище… скоро концерт будет. В аккурат — двадцать третьего февраля вечером! Ну вот… решили по-праздничному все это дело обставить — с чаепитием там, прочим — угощением.
— Ага… ну и что? — вытерла руки принесенным полотенцем буфетчица.
— Да вот… нужны будут чебуреки ваши, да пирожки еще… Может что и еще посоветуешь…
— А сколько надо-то? — заинтересовалась Глаша.
— Дак вот… посчитай сама. Курсантов будет — как бы не под девяноста человек. А это — если по порции чебуреков… по три же чебурека в порции, да? Ну и пирожков там разных… с картошкой, что ли, с капустой… да и с повидлом можно! Там приглашенные еще будут…
Глаша опешила.
— Так
— Ну сама посуди… чебуреков — штук триста пусть будет! Пирожков… ну — пусть столько же. Да может… бутербродов еще каких? С колбасой там… с сыром!
— Это ж… с ума сойти! Да мы ж… за день столько не печем! Это же… мы дня за три только такие объемы продаем!
Вилка упала со стола, сбитая локтем все еще ошеломленной женщины. Глаша чертыхнулась и полезла под стол ее поднимать.
«Вот ни хрена ж себе… ну у нее и задница! Это же… монументально! Тут одному обхватить — даже и пробовать нечего! Феерическая женщина! Вроде бы уже и видел… а все равно — поражает! Но… опасная! Такая, если в сексе не задушит всей своей страстью, то уже после… просто во сне — повернется эдак… и придавит! Как того мышонка! Все-таки Ильичев — смелый тип! Или просто — бесшабашный!».
Женщина, хихикая и трясясь, вылезла из-под стола.
— Ой, не могу! А ты чего ж так на мою задницу… пялился-то? Или решил Катьку на меня сменять? — покачивая головой, продолжала смеяться.
«Бляха-муха! А как это она? От же ж… шкаф же вон стоит! А в нем — створки стеклянные. Вот они «припалила» мой взгляд на ее корму! Только вот… выводы сделала не те, что надо! Как-то надо это… разруливать!».
— Вы, Глаша, выдающихся пропорций женщина! — покачал головой Иван, — Я Вами, Глафира, завсегда восхищался! Ну — внешне… Только вот… опасаюсь, что не справлюсь я с такой вот… красотой. Если вдруг доведется. Сомнение у меня по этому поводу…
Глаша затихая смехом, снова вытерла руки о полотенце, потом — гулко высморкалась туда же, покачала головой:
— Да уж… это дело такое! Если есть сомнения — то и начинать даже не надо! Слушай! Тут до обеда, считай, народу и не будет! Может… мы с тобой по рюмочке примем, а?
Косов прислушался к себе:
— Ну если только по рюмочке… Мне же — в училище. Как бы меня там… за жопу с перегаром не прихватили. У нас с этим — строго!
— Ай, да ладно тебе! Говорю же — по рюмочке! А потом… я тебе корешок дам. Тут у нас летом чурки торговали. Всяким… овощи там, фрукты. А осенью, как домой засобирались, давай раздавать все что осталось… Вот и мне корешки да порошки всякие для готовки отдали. Там этот… имбирь, во! Дам тебе кусочек, пожуешь — и никакого запаха!
Глаша принесла тарелку с солеными огурцами и бутербродами, и початую бутылку водки.
— Ты это не смотри, что бутылка початая! Мы тут для себя хорошую водку держим! Ну, давай… за нас и за этих… развратников! Дай нам Бог здоровья! — налила она за малым не по половине стакана.
Водка упала в желудок, на ранее съеденные жирные и вкусные чебуреки, и ничего, кроме тепла и разморенности не принесла. Хмеля — не было. А вот Глафира — явно повеселела.
— А мне ведь и Катька тоже говорила, что ей с тобой — нравится! Говорит и горячо, и не скучно! — начала откровенничать женщина.