Время дня: ночь
Шрифт:
— А это — вроде клички, — Саша торопился проскользнуть в свою комнату.
— "Клички"?! — возмутилась мать. — Я покажу тебе "клички"! Это с кем же ты связался? Отвечай! Где был?!
— Я в церкви был… — Саша отвечал спокойно, не желая вызвать скандала.
Полина Ивановна уже давно приметила перемены, произошедшие с её сыном и обнаружила у него религиозную литературу. Да и сам Саша не скрывал от матери, что бывает в церкви и верует в Бога.
— С сектантами связался! — Мать была "сама не своя", кричала так, что в любую минуту была готова перейти на истерику. — Вот, что значит — психбольница! Ненормальным совсем стал! Я всё скажу твоей врачихе! Пусть опять тебя
И Сашка услышал, как она выгребла из аптечки разом все лекарства, накопившиеся за несколько месяцев из-за того, что Саша избегал их принимать, и начала открывать одну за другой баночки и сыпать содержимое в мусорное ведро.
Он не знал, что предпринять. К тому же чувствовал себя очень плохо. И не нашёл ничего лучшего, как пройти к себе в комнату, закрыть дверь и повалиться на диван.
Мать продолжала ещё что-то кричать. Но он накрыл голову подушкой и зажал ладонями уши.
— Господи, прости, ибо не ведает, что творит… Помоги, Боже… — прошептал он.
"Откуда она узнала про Санитара?" — подумал он. — Наверное, он звонил, беспокоился обо мне… Только, зачем надо было называться?"
От усталости он не додумал свой вопрос, мгновенно погрузился в глубокий сон…
Он проснулся от стука в дверь…
— Саша, к тебе пришли! — услышал он голос матери, такой, будто бы она совсем не кричала на него только что.
Он протёр глаза, приподнялся, сел на край дивана.
Дверь отворилась. В комнату вошла она. Саша вовсе не ожидал её. Это была не Оля, и даже не немецкая девочка, имени которой он не знал… Это была девочка из его класса, Лебедева Лена, из-за неудачной любви к которой он, как бы назло своей судьбе, бросил школу и — назло самому себе — поступил в ПТУ.
Хотя он проучился с нею в одном классе целых восемь лет и два месяца, она никогда не приходила к нему. Лишь он был у неё дома один раз, когда был совсем маленьким, и приходил возвратить прочитанную книгу "Приключения Буратино".
Лена была замечательна… В такой же, как всегда, школьной форме, с аккуратно выглаженными воланчиками фартука.
— Здравствуй, Саша! — сказала она, остановившись в дверях. — Ты так долго болеешь, что, наверное, совсем запустил учёбу… Я принесла тебе домашнее задание…
— Ты… сама… пришла? — Саша почувствовал сладкое блаженство, растёкшееся в груди.
— Нет… Меня Нина Борисовна послала…
— Кто такая Нина Борисовна?
— Это же наш классный руководитель… Разве ты забыл?
— Ах да! Но ведь она была в восьмом классе… А ты сейчас уже в десятом?
— Нет. Я уже давно закончила школу…
— Закончила? Совсем? А где ты сейчас?
— Я — в институте…
— Тогда… Почему ты тогда пришла?
Лена молчала. И Саше стало неловко оттого, что он, видимо, спросил что-то не то… Он почувствовал недоумение, напрягся, пытаясь понять, в чём дело… Стал всматриваться в лицо Лены, засиявшее каким-то странным ярким светом, исходившим из окна, за Сашиной спиной, и когда он всё понял, то проснулся.
В дверь стучали.
— Тебя к телефону! — услышал он голос матери. И по её интонациям понял, что она будто бы успокоилась.
— Одну минуту, пожалуйста, — отвечала она вежливо в телефон. — Сейчас он подойдёт.
Это звонил Санитар, уже во второй раз, беспокоясь, всё ли благополучно. Саша отвечал ему односложно, зная, что мать подслушивает. Согласился с приглашением
— Мы проведём маленькое общение, — пообещал Санитар, и у Саши появилась смутная надежда, что он снова увидит Ольгу.
Положив трубку, он почувствовал, как недавняя депрессия медленно откатывает.
Вернувшись в комнату, он вспомнил свой сон, оставивший какое-то светлое и тёплое чувство, будто бы Лена на самом деле только что здесь побывала.
"Так вот почему она приснилась…" — подумал он, радостно улыбаясь, и постояв некоторое время, чтобы удержать в сердце вернувшуюся забытую радость, направился на кухню, поставил на плиту чайник и зажёг газ.
На улице уже совсем стемнело, но Саша не почувствовал тревоги, которую обычно испытывал выглядывая из окна в холодные ночные сумерки. Приготовив чаю, он поспешил к себе в комнату. Закрыв дверь на щеколду, он поставил чашку с чаем на низкий самодельный столик, зажёг свечу, сел на диван, служивший ему кроватью, раскрыл Новый Завет и погрузился в чтение…
Высыпав все лекарства в пустое помойное ведро, Полина Ивановна опорожнила его в унитаз и спустила воду. Вернувшись на кухню, она остановилась у окна и призадумалась. Глядя на улицу, она постепенно успокоилась, пожалела было, что так обошлась с больным сыном, лишив его лекарств. "Ничего!" — сразу же успокоила она себя, — "Сходит лишний раз к врачу". На глаза снова навернулись слёзы. Она почувствовала жалость к себе, что такое несчастье — больной сын — постигло её, и что теперь, новая беда — какая-то тёмная жизнь юноши — его неожиданное увлечение религией, ассоциировавшейся в её сознании исключительно с покойниками и сектантами — изуверами. Больше всего теперь тревожили её Сашины новые знакомые, о которых он избегал с ней говорить, но влияния которых она не могла не замечать: он вынес из своей комнаты почти всю мебель, положил на диван фанерный щит, постелив "для мягкости" лишь тонкое покрывало, поставил свечу, в чайном блюдце, и положил рядом с ней страшную вещь — чёрные чётки! Он оклеил одну стену чёрной бумагой, повесил на ней самодельный деревянный крест, начал в одиночестве подолгу запираться в своей комнате и находиться там в полнейшей тишине на протяжении многих часов. И ещё она обнаружила у него религиозные книги, и одна из них была издана в Брюсселе!
"Опутали! Вовлекли в секту! Иностранцы!" — Эти мысли повергли её в бессильное волнение. — "Неужели это коснулось нашей семьи?" — думала она. — "Почему? Уж лучше бы пил, как раньше!"
Но думать об этом не хотелось. Она обманывала себя, говоря: "Наверное ошибаюсь… Всё объяснится…" И тем не менее, Полина Ивановна не могла не видеть, что её сын стал каким-то чужим… Он перестал что-либо спрашивать, будто заранее знал, что ему ответят. И сам ни о чём не разговаривал, ничем не интересовался, пропадая в своей комнате. Какая-то стена неожиданно выросла между ними. И разрушить её уже было нельзя вовек. Она это чувствовала. И понимала, что ни он, ни она не уступят друг другу своих идейных позиций.
"И как это так!" — возмущалась она в душе. — "Отец — коммунист, бывший фронтовик — подполковник! Я — комсомолка, вольнонаёмная, защитница Родины, всю войну мёрзла на крайнем Севере! Ради чего?! Чтобы родной сын стал врагом народа, спутался с сектантами?!"
Она ходила по кухне, не находя себе места.
"Поговорить с отцом? Пустое дело! Тот всегда возвращается домой пьяным… Обратиться самой в милицию или сначала — к врачихе?"
Полина Ивановна увидела на кухонном столе пустые пузырьки от лекарств. Собрала их и опустила в помойное ведро. В это время зазвонил телефон.