Время химер
Шрифт:
– Я вот думаю, что их связывало, кроме обстоятельств… – бормочет Симон после долгой паузы.
Робинзона и Пятницу? Что за странные мысли…
– Порой одиночество становится невыносимым, – продолжает Симон. – Каждому нужен рядом другой человек, кто-то, разделяющий его успехи и неудачи, кто-то, кто…
Симон подбирает слова, но так и не может закончить фразу. Молчание снова затягивается. Алиса опять поднимает голову от микроскопа и оглядывается на него. Выражение лица Симона изменилось: он посерьезнел, взгляд
Ученый медленно приближается к Алисе, оставляя ей возможность отпрянуть или объяснить отказ. Она не шевелится.
Похоже на встречу американского «Аполлона» и русского «Союза» в 1975 году…
Сближение медленно продолжается.
Она застывает. Ей кажется, что секунды превращаются в часы.
Вспоминается еще одна фраза матери: «На всех важных перекрестках жизни приходится выбирать между страхом и любовью».
Ей страшно, но она запрещает себе шевелиться, чтобы не сбежать.
Касание губ.
Она медленно приоткрывает рот. Их поцелуй, обретая глубину, тянется несколько десятков секунд.
Энергия их взглядов нарастает. В глазах Симона она видит новый блеск.
Кажется, он уверен, что наше сообщничество перешло в новую стадию. Я того же мнения. Мне, правда, очень хочется полностью проживать каждую стадию, одну за другой. Недаром мама говорила: «Помедленнее, так выйдет быстрее».
– Не пора ли ужинать? – через силу выдавливает Алиса, удивленная бурей чувств, которую ей не удается усмирить при всем старании.
Симон смущенно улыбается.
– Самое время.
Он такой же неловкий, как я…
– Замечаешь, какие мы оба особенные? Мы наговорили именно того, чего ни в коем случае нельзя говорить, если хочешь соблазнить кого-то!
Оба с облегчением смеются.
– Да уж, со словечками «эндометриоз» и «страх» далеко не уедешь, – шутит он.
Не говоря о Скотте, Кевине и Пьере: память о них не способствует возникновению романтического момента.
Алиса делается серьезной и отодвигается, когда он пытается снова ее поцеловать.
– Не будем торопиться. Не надо меня принуждать…
– Давай договоримся, что ты сама укажешь мне подходящий момент для отделения следующей части ракеты.
А мне нравится его юмор!
– К тому же очень важна подходящая обстановка, – напоминает она, подмигивая.
Сначала я должна забыть свое прошлое. Забыть о гибели двоих американцев. Забыть о Пьере, запертом в русском модуле. Забыть саму необходимость все это забыть. Иначе мне ни за что не расслабиться с Симоном. Такое впечатление, что я сдаю экзамен, цель которого – не вспомнить курс, как когда-то в университете, а, наоборот, добиться девственной пустоты в голове.
Ужин доставляет обоим удовольствие. Ученые делятся воспоминаниями, приводя все больше подробностей.
После еды Симон отлучается, чтобы взглянуть
У себя в каюте Алиса выбирает одежду посексуальнее: черную майку и черные атласные шорты, демонстрирующие ее гордость – красивые ноги. Для создания в наблюдательном куполе нужной атмосферы она захватывает с собой электрические свечи и маленький проигрыватель, чтобы слушать с Симоном «Гимнопедии» Эрика Сати [19] .
19
«Три гимнопедии», или просто «Гимнопедии», – это три фортепианные композиции, написанные французским композитором Эриком Сати.
Ровно в полночь по всемирному времени ученые сходятся под итальянским наблюдательным куполом. Симон тоже приоделся: на нем такие же, как у нее, черные майка и шорты. Еще он принес с собой термос шампанского.
– Прямо свидание при свечах, при свете луны, если не замечать, что свечи электрические, а светит нам… сама Земля.
Он подает ей термос. Алиса пьет из горлышка шипучее вино, потом то же самое делает он – правда, торопясь и давясь, отчего вокруг них начинают кружиться золотистые капли.
Трусить положено ему, а страшно мне. Редко когда я так робела, даже при первом прыжке с парашютом над египетскими пирамидами.
Они несмело целуются. Удивляясь собственной решимости, Алиса сама раздевает Симона чуть ли не догола, не посягнув только на трусы. Потом стягивает с себя майку и шорты и остается в бюстгальтере и в черных кружевных трусиках.
Оба парят почти нагие под куполом, среди капель шампанского, поблескивающих, как звезды; позади них светится ярко-синий земной шар.
– Что, если кто-нибудь подглядывает за нами с Земли в телескоп? – бормочет Симон.
Она привлекает его к себе, чтобы поцеловать. Алиса сильно его удивляет тем, что сама проявляет инициативу под музыку Эрика Сати. Но оба так взволнованы, что телесного слияния не выходит. А тут еще невесомость…
Алисе попадает в глаз капля шампанского.
– Первый блин комом, – говорит Симон, вытирая ее слезу. – Так было сказано при первом запуске ракеты «Аполлон» в январе 1967 года.
– Это когда трое погибли, а старта так и не произошло? – усмехается она.
– Вот-вот.
– Дальше пошло лучше?
– Да, следующая ракета, кажется, взлетела, – ласково отвечает Симон, гладя ее округлые плечи.
– Это хорошо. Не будем ждать, запустим «Аполлон-2» прямо сейчас. Было бы самое время перейти на «ты», если бы мы не сделали это уже давно.
Она делает громче «Гимнопедии», отпивает еще шампанского, сжимает бедрами бедра Симона и льнет грудью к его груди.
Их губы встречаются вновь.
Став одним целым, они плывут в невесомости под прозрачным куполом.