Время красного дракона
Шрифт:
— Как тебе удалось?
Груне не хотелось быть обычной девчонкой. Хорошо ходить по этой земле магом, как Трубочист. Или колдуньей, какой была Фроська Меркульева. Они загадочны, к ним — уважение.
— Я колдунья, Гриша. Заколдовала я сберкассу, унесла денежки.
— Ну и дела! Прямо — сказка! — трогал подбитый глаз Гришка.
— Тебе деньги нужны, Гриша?
— Знамо, нужны. На днях мы уйдем.
— Куда уйдете?
— Сначала в казачью станицу Зверинку, под город Курган, к деду Кузьме. А после проводят нас на
— Я возьму себе, Гриша, тыщ пять, дабы Гераську из тюрьмы выкупить. А остальные деньги дарю тебе.
— Я не откажусь, Груня. Спасибо.
— Не надо мне твое спасибо, Гриша. Деньги я тебе даю с условием.
— С каким условием? Ежли надо стрелять, Гераську из-под конвою ослобонять, не пойду. Охрана там железная. Не выйдет ничего, Груня.
— Стрелять я тебя не заставлю, Гриша.
— Што же я должон сотворить?
— Ты на мне должен жениться, Гриша.
Гришка Коровин заржал от глупости девчачьей:
— Ха-ха! Хорошо, Грунька! Женюсь я на тебе. Вот как только титьки у тебя вырастут, сразу же и женюсь!
Груня подумала:
— А я ваты под лифчик натолкаю!
— Женюсь, женюсь, — рокотал Гришка.
— Поклянись, что женишься только на мне!
— Клянусь! Клянусь, Груня, што женюсь только на тебе! — с легкостью соврал Гришка.
— Целуй меня! — приказала она.
Гришка Коровин чмокнул Груню в щеку, хотел сплюнуть, но воздержался. За такую кучу денег можно было поцеловать и свинью. А Груня девочка баская, приглядная.
— Ладно уж, для первого разу хватит, — удовлетворилась влюбленная.
Манефа подслушивала разговор Гришки с Груней, подглядывала в щель. Трудно было удержаться Манефе. Она зашептала Держиморде:
— Деньги тамо делют, тышшами!
Старуха распахнула двери, вошла в горницу. На столе лежали кучей пачки денег. Манефа проковыляла по-паучьи к столу, взяла пакет сотенных купюр, обнюхала его, погладила и воровато сунула за пазуху.
— Не балуй, Манефа, — отобрал деньги Гришка у хозяйки притона. Манефа поклонилась юродиво, забуравила рысьими зырками Груню:
— Мабуть, гостье кумпоту из чайного гриба поднести?
На языке Манефы компот из якобы чайного гриба означал концентрированный настой из ядовитейших грибов — бледных поганок с добавлением сока белены. Одна чайная ложка этого зелья — и человек погибает, не успев рассказать, где и что он испил или покушал.
— Ты рехнулась, Манефа? Это же Грунька Ермошкина! — начал делить кучу денег Гришка.
В горницу, наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, вмедвежился Держиморда.
— Ого! Вот это навар! Кто грабанул?
Гришка Коровин, раскладывая пачки денег на три кучи, ткнул паль в сторону Груни:
— Она! Колдовством и гипнозом завладела. Я ж рассказывал вам про бабку Меркульиху, про Фроську, а вы не верили. Фроська на корыте летала. А Грунька, как оказалось, могет любой
Держиморда подошел к пыхливой Груне, гладнул ее по тощей заднице, ущипнул за жалкое подобие ягодицы, проявляя по-своему нежность и высочайшее уважение. На более сложное выражение чувства он просто не был способен. Груня схватила со стола аляповатую стеклянную вазу и треснула Держиморду по междуглазью. У него хлынула кровь из носа и рваной раны. Он взъярился, чтобы задушить эту пигалицу за мгновенье. Но Гришка Коровин отбросил дружка, повалил его, затолкал под кровать. Манефа воспользовалась потасовкой и суматохой, умыкнула две пачки денег и, вереща, уползла на четвереньках через порог, на кухню.
— Дурдом! Я ухожу из этого гнусилища! — объявила Груня, завязывая в полушалок свою малую долю — пять тысяч рублей.
— Я тебя провожу, — начал собираться и Гришка.
— До калитки, согласилась Груня. — Дальше тебе нельзя.
Едва Гришка и Груня вышли в сени, как Держиморда начал торопливо пересчитывать пачки денег. Сумма изрядная, около ста тысяч рублей. Две пачки он спрятал в карманах, на большее не решился. И Манефу, которая приползла снова, отогнал:
— Отвали, штрундя. Деньги артельные. Курица хичная!
Гришку Коровина Держиморда возненавидел за то, что он не стрелял в сберкассе. Пожалел каких-то пупырышных девок. Из-за него едва удалось уйти. Слава богу, уцепились за борт проходящего мимо грузовика. И если бы не деньги, принесенные Груней, не этот факт, неизвестно, чем бы закончилась взаимная неприязнь. За сто тысяч рублей сопливость Коровина можно было простить. А вора из него не получится. В будущем придется от него избавляться: всадить финский нож под лопатку аль топором рубануть ночью.
— Как тебя искать? — спросила, прощаясь, Груня у Гришки.
— Через Антона Телегина. К Манефе больше не приходи.
— Не забывай о клятве, Гриша!
— Помню!
Поздним вечером Груня смиренно чаевничала в холостяцкой квартире Антона Телегина за одним столом с хозяином, Верочкой и Трубочистом.
— Эсера вчера казнили, — мешал ложечкой вишневое варенье Антон.
— Расстреляли? — спросила Груня.
— Нет, жесточе: вздернули на крюк за подреберье.
— Как ужасно! Разве они имеют право такое?
Антон Телегин не ответил, блеснул сединой в молодых, черных кудрях. Выглядел усталым, то и дело зевал, делясь новостями:
— Сегодня сберкассу ограбили. Сто тысяч унесли. Я вел предварительное расследование. Два бандита были с девицей, приметы известны.
— Как девица выглядела? — хрустела леденцом Груня.
— Примерно, как ты.
— Может быть, я и ограбила сберкассу?
— Не говори глупости, — одернула ее Вера.
— Завтра мы выедем из города, билеты на поезд я уже купил, — подал Трубочист еще один леденец Груне.