Время красного дракона
Шрифт:
— А где Гераська? Где Гриша? — спросила Груня.
— За городом хоронются. А к тебе у них сикретная поручения, важная задания.
— Что я должна сделать?
— Замани ко мне в дом литенанта тово, Рудакова. Вечером, попоздней. Насули ему пацалуев.
— Вы его убьете?
— Што ты, милая, бог с тобой! Мы не убивцы. Гришке надобно у него дохкумент украсть и ливольверу для обороны. Ты литенанта замани сюды, в горницу. Я на стол поставлю заранее кумпот, водку, снедь. А в кумпоте и водке зелье сонное будет. Ты сама-то не пей ни в коем разе. Угости литенанта и уйди как бы на полчасика. А тамо уж я
— А где же я встренусь с Гришей, с Герасей?
— Встренешься на вокзале, на скамейке возля комнаты матери и ребенка. Всю ночь тамо сиди безвылазно. Оне подойдут, когда дохкумент выкрадут. К Антону не заходи, воспретно.
После полудня, ближе к вечеру, Груня позвонила Рудакову:
— Товарищ лейтенант, это я...
— Простите, не узнаю по голосу.
— Я к вам приходила, просила братика освободить. А вы мне еще посоветовали кой-что продать.
— Да, да! Вспомнил! Ну и как — продали?
— Нет, я бы хотела вам продать. Я даже за бесплатно продам, если братика отпустите. Или вы его уже освободили?
— Нет, не освободили. Я его только что допрашивал. Оказывается, он серьезный преступник. Наверно, его расстреляют. Но я постараюсь что-то предпринять для вас, — весело врал Рудаков, намереваясь встретиться с дурочкой.
— Приходите в десять вечера в Шанхай к Журавлиному колодцу, — предложила Груня. — Это возле Черного рынка.
— Хорошо, приду, — согласился Рудаков.
Веселый лейтенант Рудаков был жизнелюбом, он даже записывал в блокнот всех девок, с которыми переспал. Список давно перевалил за сотню, лейтенант сбился со счету. Вот и еще одна появилась. Почему не воспользоваться приятной возможностью? Девочка очень даже милая. После будут, конечно, слезы. Но слезы не по утраченной невинности, а по расстрелянному братику. Однако из этой ситуации легко будет выкрутиться. Мол, не удалось ничего сделать. Можно будет и всплакнуть вместе с ней.
Рудаков ожидал вечера с нетерпением. Волновалась и Груня. Бадья Журавлиного колодца покачивалась от ветра, поскрипывала железной цепью. Вечерний сумрак загустел над городом, опустели тропинки Шанхая. Груня ходила возле колодца:
— Придет ли Рудаков? Может, он опять пошутил?
Но лейтенант пришел.
— Добрый вечер, мадмуазель. Простите, забыл, как вас зовут?
— Груня.
— Итак, милая Груня... Где мы с вами проведем вечер?
Рудаков по-особому ласково и нежно взял Груню под локоток.
— Может для начала в ресторан?
— Я приготовила хороший ужин сама.
— У вас есть, мадмуазель, квартира.
— Я остановилась у одной благочинной старушки.
— А выпить чего-нибудь найдется?
— Коньяков нет, но есть бутылка водки, настойка домашняя.
— Прекрасно! В какую сторону пойдем?
— Сюда вот, — указала Груня на вертеп Манефы.
— Сюда? Вы знакомы с Манефой?
— Нет, она на вокзале искала квартирантов. Я встретилась с ней случайно. Она берет не так дорого. Очень благочинная, набожная бабушка.
— Я бы не сказал этого, мадмуазель. Не советую в следующий раз останавливаться в этом месте.
— Почему?
— Темная личность, спекулянтка, ворованными вещами приторговывает.
— Она уехала на неделю в гости к родственникам, оставила дом на меня. И соседка присматривает.
Кобель был закрыт
— Баня топится? — спросил Рудаков.
— Да, баньку я натопила. Желаете попариться?
— Нет, не терплю русских бань, предпочитаю ванную, душ.
— А я без бани жить не могу, люблю попариться — с веником.
— О, стол уже накрыт! — удивился Рудаков обилию закусок и графинчиков.
— Садитесь, выпейте, покушайте, отдохните.
Рудаков за день изрядно проголодался, и в столовой был «рыбный день». А его от рыбы всегда тошнило. И он уже настроил себя на ресторан, где намеревался подпоить глупую девчонку. Поэтому Рудаков быстро ополоснул руки под умывальником на кухне, прошел в горницу, сел за стол.
— Выпьем за доброе знакомство, за дружбу! — разлил он водку по чаркам.
Груня сняла с гвоздя махровое полотенце:
— Вы садитесь, выпейте, покушайте хорошо. А я пока в бане попарюсь. С дороги я, с поезда, грязная.
— Добро, Груня. Только долго не плескайся, побыстрей там.
Когда Груня вышла во двор, лейтенант выпил для бодрости чарку водки, закусил скользким груздочком, оторвал ногу у поджаренной курицы и съел ее с жадностью. Бдительности Рудаков не потерял. В доме Манефы могла быть и засада. Лейтенант заглянул под кровать, вышел на кухню, огляделся. Над русской печкой и полатями висели сатиновые цветастые занавеси. Рудаков изготовил к бою пистолет, отдернул полог над печкой. На него заурчал зло большой черный кот, сверкнув зелеными огоньками глаз. На полатях лежали тулуп и две пары подшитых валенок. Пимы были набиты зелеными помидорами, для дозревания, покраснения. Однако чутье подсказывало: проверь!
Рудаков, стоя на лавочке-скамейке, вывалил помидоры из одного валенка на печку. И пошарил рукой в пустом валенке. Ничего подозрительного не было. Из второго пима помидор выкатилось вдвое меньше. И выпали три пачки денег в банковской упаковке. Удалось извлечь и еще одну пачку сотенных. Лейтенант глянул на номер верхнего банковского билета. Память у него была профессиональная. Так и есть — деньги из ограбленной сберкассы! Вот это удача! Что же делать?
Лейтенант сунул одну пачку денег в карман брюк-галифе, остальные положил обратно, замаскировал помидорами, как и было. Пачечку деньжат он решил присвоить. Остальные можно завтра изъять при обыске. Ну и бабка Манефа! А насколько причастна Груня к ограблению сберкассы? Для чего она привела меня сюда? Для того чтобы убить? Или по наивному стремлению освободить братика? Скорее — второе! Игра получится интересной. Я с ней пересплю, а завтра арестую ее вместе с Манефой. Надо выведать, куда уехала ведьма, к каким родственникам.
— Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, все хорошо! — пропел лейтенант, возвращаясь в горницу.
Он спрятал пистолет под подушку на кровати, приготовленной для любовных утех, и вернулся к столу. Рудаков выпил водочки еще с полстакана, плотно поужинал, охладил торжествующее чрево компотом и начал раздеваться. Нырнув на перину под одеяло, он снова ощупал под подушкой оружие. Где запропастилась Груня? Моется, парится в баньке. Мы ждем тебя, сладкая. Но что-то сон так и наваливается... Тяжелая все-таки работа в НКВД...