Время красного дракона
Шрифт:
— Да, у меня есть прелюбопытные личности: два Маркса, один Энгельс, Троцкий, Бухарин и сын последнего царя — Алексей.
Ленин поднял протестующе руку:
— Нет, с этими психами общаться я не желаю. Два Маркса — это слишком уж много. От одного можно с ума сойти. Троцкий — фанатичен, Бухарин — болтлив. Образ царевича меня пугает, мы же его расстреляли. Вдруг из ран хлынет струями кровь...
Функ задумался и предложил:
— А если мы подселим вас к Надежде Константиновне Крупской?
— Соглашайтесь! — вмешался в разговор
— Нет, эта зануда мне надоела. И она ужасна, похожа на ондатру. Да, да! Она похожа именно на старую, ожиревшую, седую ондатру!
— Как ни странно, Клеопатры у нас нет, — рассмеялся Функ. В кабинет вошел санитар:
— Юрий Георгиевич, к нам привезли нового больного.
— Кого?
— Ленина.
— Какой ужас! — воскликнул Владимир Ильич. — Еще один самозванец! Я хочу поселиться с ним. Я выведу его на чистую воду.
Доктор Функ мягко кивнул санитару:
— Приведите, пожалуйста, больного.
В кабинет робко вошел толстенький лысый гражданин лет шестидесяти с возбужденным блеском в глазах.
— Садитесь, — пригласил его доктор.
Пухлый лысарик присел на стул, огляделся. Функ смотрел ему в глаза пристально:
— Мы хотели бы с вами познакомиться. Кто вы? Как ваша фамилия, имя, отчество? Где вы работаете?
Гражданин ответил спокойно, с достоинством:
— Видите ли, я Ленин Владимир Ильич.
— А кто тогда, по-вашему, я? — спросил другой претендент на данную личность.
— Вы обыкновенный нищий.
— Я нищий? — оскорбился собеседник.
— А кто же вы? У вас на одной ноге галоша, на другой — лапоть.
— А вы зато не похожи на Ленина? Вы вовсе не Ленин!
— А кто же я?
— Вы лысая свинья.
— Однако вы тоже лысый. И весьма похожи на меня. Полемику можно вести более интеллигентно. Если вам так хочется быть этим идиотом — Лениным, будьте им. А я стану гегемоном, пролетариатом.
— Прекрасно! Вот мы и нашли общий язык. Теперь нам остается только осуществить революцию, экспроприировать имущество буржуазии. Необходимо свершить военный переворот, захватить телеграф, банки. Промедление смерти подобно!
— А что мы будем делать с этим субъектом в белом халате? — спросил гегемон у вождя.
— Мы отрубим ему голову и заспиртуем.
Доктор Функ переглянулся с Трубочистом:
— Владимир Ильич нуждается в лечении.
— В какой-то степени, — согласился Трубочист.
Санитар увел в палату и Ленина, и новичка, олицетворяющего пролетариат. Больные не конфликтовали. В палате новичок признался Ленину:
— Вы не волнуйтесь, я абсолютно нормальный человек, работаю бухгалтером, сделал крупную растрату. Теперь приходится симулировать.
Владимир Ильич расхохотался:
— Вы полагаете, что я психически болен? Ничего подобного! Безумен мир, в котором мы живем. Все мы не те, за кого себя выдаем.
— Значит, вы не Ленин? Не Владимир Ильич?
— Я Ленин. А в мавзолее
— Я не могу в такое поверить, — засомневался товарищ по палате.
— В это трудно поверить даже мне, — печально ответил вождь мирового пролетариата. — Меня спасли верные друзья, но они все расстреляны.
Доктор Функ и Трубочист смотрели в окно на улицу, заполоненную милицией и красноармейцами. Функ просил:
— Объясните, что там происходит? Вы же обладаете способностью видеть на большом расстоянии.
Трубочист объяснял, рисовал детали, воспроизводил фразы действующих лиц... Красноармейцы и работники НКВД окружили пустырь с погребами и землянкой. Они приближались к мавзолею перебежками, сжимая кольцо. Операцией по захвату Эсера руководил Придорогин. Шмель вышел из конопли:
— Товарищ капитан, Ленин из мавзолея сбежал. Вернее, пошел сдавать пустые бутылки из-под водки. Я не стал его задерживать, чтобы не поднимать шума.
— Правильно поступил, Шмель. А сколько человек в мавзолее?
— По-моему, один — Эсер.
— У него есть оружие?
— Я видел за поясом юбки маузер.
— Какой юбки? — сглупил Придорогин.
— Эсер же, товарищ капитан, переодет в старуху. Он — в юбке!
— Ах, да. Извини, Шмель. И отойди в сторону. Возможно, возникнет стрельба. Тебе надо поберечься.
— Я не боюсь, Александр Николаевич.
— Не разыгрывай героя. Героев у нас — навалом, а хороших сексотов мало. Твоя голова стоит дороже роты красноармейцев.
— Начинаем? — взвел затвор пистолета Бурдин.
Придорогин подошел к сержанту Матафонову:
— Ты разбегайся и выбивай плечом дверь в мавзолей. Мы с Бурдиным влетаем в землянку вслед за тобой. И Эсера надобно взять живьем. Стрелять только в крайнем случае.
— Куда открывается дверь? — уточнял Матафонов вполголоса.
— Вовнутрь, и прочного запора там нет, проволочный крючок, — пояснил Шмель.
Придорогин взмахнул пистолетом. И они бросились сразу втроем к мавзолею. Матафонов был впереди. Он ударил в прыжке по хилой двери всем телом. Дощатая, кое-как сколоченная дверь слетела с петель, рассыпалась на части. Матафонов вкатился в землянку кубарем, но мгновенно вскочил на ноги, прыгнул к топчану, где спал Эсер. В ту же секунду в логово бандита ворвались Придорогин и Бурдин.
— Руки вверх, Эсер!
А главарь банды никак не мог проснуться и понять, что происходит. Матафонов отобрал у Эсера маузер, обшарил бандита, нашел за голенищем сапога финский нож. Землянку тщательно обыскали, обнаружили среди тряпья окровавленную рубашку Григория Коровина. Ту самую рубашку, в которой он убежал из-под расстрела, зарубив лопатой красноармейца. Эсера заковали в наручники, опутали ему ноги бечевой, чтобы он мог передвигаться только мелкими шажками.