Время красного дракона
Шрифт:
Они пили вино, беседовали, как друзья. Ленин спрятал стыдливо под скатертью ногу с галошей, с укороченной до колена штаниной. К такой очаровательной даме лучше бы явиться в лаковых штиблетах. Но страна переживает большие трудности. Вождь не имеет права жить лучше, чем живет его народ. Хозяйка завела патефон, поставила пластинку с фокстротом.
— Чем вы озабочены, Владимир Ильич? Я приглашаю вас на танец.
— Нет, это несерьезно, сударыня. И я не умею танцевать, — пытался воспротивиться Ленин. — Что подумает обо мне пролетариат?
Но
— Я вас научу, это так легко. Прекрасно, у вас есть чувство ритма.
— Но я наступил вам на ногу, сударыня.
— Ничего, это хорошая примета.
— Нет, нет! Танцы — это удел загнивающего империализма. Так сказать, последние судороги перед торжеством мировой революции.
Трубочист подкрутил пружину патефона, поставил пластинку с вальсом. Мариша танцевала с Трубочистом, закрыв глаза, по щекам ее катились слезы:
— Скажи, Трубочист, если я умру, душа моя улетит на твою звезду Танаит?
— Да, Мариша, твоя душа была создана для этой высокой звезды. Но время зажгло твое сердце черным огнем. Как хорошо, что он погас!
— Поздно, Трубочист. Почему ты не погасил во мне этот черный огонь раньше?
— Я не волен над судьбами.
— Но я погибаю, Трубочист.
Она подошла к шкафу, достала из бельевого ящика толстую пачку сторублевок:
— Возьмите, здесь пять тысяч, мне не нужны деньги. Часть из них отдайте жене Гейнемана, она ведь ребенка ждет.
— Мы исполним вашу просьбу, — принял деньги Трубочист.
Владимир Ильич воспользовался тем, что Трубочист отвлек хозяйку, и сунул в карман брюк серебряную ложку. Украденная ложка, однако, выпала через дыру в кармане, прозвенев обличительно. Ленин смутился, даже покраснел:
— Черт попутал! Извиняюсь! С детства страдаю клептоманией. Руки так и тянутся, чтобы стащить что-то.
— Красть вообще нехорошо, а в гостях тем более, — укорил Трубочист Ленина.
Хозяйка подняла ложку, подала ее устыженному гостю.
— Я дарю вам ее, Владимир Ильич.
— Спасибо, премного благодарен. Прекрасная ложка! Не ложка — а произведение искусства!
— Серебро, — уточнила Олимпова.
Ленин размечтался:
— При коммунизме все ложки будут делаться из серебра. И никто воровать их не станет. Люди будут кушать манную кашу и петь «Интернационал».
Вечер катился к ночи, за окнами сгущались сумерки. Трубочист поклонился хозяйке:
— Нам пора уходить, Мариша. Спасибо за угощение, за приют, за деньги. Мы не увидимся, наверно, больше, прощай!
— Да, мы уходим в глубокое подполье, едем в Разлив, будем скрываться в шалаше. Мой мавзолей захвачен ревизионистами, — затопотал Ленин.
Когда гости ушли, Мариша глянула в окно. В небе зажглась большая, яркая звезда. И с этой звезды послышался голос:
— Люди, я звезда Танаит! Люди...
Мариша взяла бельевую веревку, привязала ее к трубе под потолком ванной комнаты, изладила петлю, сунула в нее голову. Ноги сами скользнули
Цветь тридцать вторая
Операция по разгрому банды в Горном ущелье была разработана тщательно. На озеро Яктыкуль, которое со времен Емельяна Пугачева русские называют озером Банным, приехала под видом рыболовецкой бригады большая группа сотрудников НКВД, опытных сыщиков и самбистов. Еще более дерзкой была маскировка оперативников под строителей, приехавших якобы для возведения нового пионерского лагеря. Это звено было сформировано из работников челябинского НКВД, но в него включили несколько магнитогорских бригадмильцев из рабочих, в том числе Разенкова.
В замысле операции по ликвидации банды было два ключевых направления. Во-первых, использовать маскировку и внезапность. Во-вторых, продемонстрировать силу, вызвав для окружения преступников две-три сотни красноармейцев. В качестве политических мятежников банда не квалифицировалась. Просто — убийцы, грабители, налетчики. Расчет Придорогина по вызову двух-трех рот из дивизии НКВД был верным. Если внезапно банду арестовать не удастся, кольцо окружения сожмется и уничтожит жалкую кучку негодяев. После ареста Эсера они не представляли большой опасности. Ни Гришка Коровин, ни Держиморда не годились в предводители.
Добродушный Коровин не подозревал врагов ни в геологах, ни в рыбаках, ни в строителях, которые разбили палатки в километре от Чертова пальца. Более того — Гришка средь бела дня спустился с пригорья к ним в лагерь, чтобы поболтать, пообщаться.
— Гришка Коровин идет! Это он, я узнал его! — подбежал панически Разенков к лейтенанту, переодетому в прораба.
— Он тебя знает?
— Знает.
— Тогда прячься в палатке, не кажись ему.
— Его надо схватить, товарищ лейтенант.
— Нельзя, мы спугнем остальных. А у них пулемет, винтовки, обрезы. Начало операции по захвату банды назначено на утро. Красноармейские роты еще не подошли, не окружили Чертов палец. Если мы скрутим Коровина, бандиты уйдут.
Разенков юркнул в палатку, спрятался за ящиками, где хранилось оружие. Гришка Коровин подошел к «строителям» без опаски:
— Привет, мужики! Чо вы тут колышки вбиваете?
— Пионерский лагерь строить будем, — спокойно ответил прораб.
— Лето на исходе, а вы лагерь строить...
— Лагерь для следующего года, столовую загодя ставить надобно, да склад, кой-какие домишки...
Возле палатки был вбит в гравий кол с фанерным листом, на котором выделялась крупно надпись: «Пионерский лагерь — «Горное ущелье».