Время красного дракона
Шрифт:
Гришка Коровин осматривал по-хозяйски лежащую рядом горку красного кирпича, добротные бревна, тес, выражал удовлетворение:
— Лагерь — это хорошо. Детишкам нужен воздух, смена воды. Задымили мы город, запоганили. А смена воды — заглавно.
— Что значит «смена воды»? — не понял прораб.
— Из одного и того же колодца здоровья на всю жизнь не начерпаешь. Секрет есть такой в народе. В прямом смысле. Но место выбрали вы не самое лучшее, — присел Гришка на бревно рядом с лейтенантом.
—
— Место не плохое, по красоте сказочное. Но до озера детишкам далековато бегать. А огольцы купаться любят. Да и здеся дожди чаще — из Гнилого угла.
Лейтенант мотнул головой в сторону Чертова пальца:
— Твой костер там ночью горел?
— Мой, в отпуску мы, как бы туристы.
— А как тебя зовут-кличут?
— Гришка я.
— А я Алексей Рудаков, прораб.
— Чой-то я тебя не видел в городе. И работяги твои не знакомы по лицам, не нашенские.
— А мы приезжие, из Челябстроя, в командировке. По всей области дома отдыха и пионерские лагеря строим, — загасил лейтенант папиросу о каблук сапога.
— Кормежкой снабжают хорошо?
— Нормально. Приходи вечером, Гриша, с друзьями приходи. У нас уха будет с водочкой. Много вас там, туристов?
Коровин хохотнул:
— Не так много, но и водки, и ухи у вас не хватит.
— Мы народ запасливый, Гриша. У нас цельный ящик водки припрятан. Да и грузовик в нашем распоряжении. В городе каждый день бываем.
— Продай, Лексей, коли горилка в избытке.
— А сколь тебе пузырей надо?
— Сколь дашь, стоко и возьму.
— А деньжата имеются? Учти, за каждый пузырь трешку сверх цены.
— Ты шкуродер, Лексей, однако.
— Без навару не прожить, Гриша. Вы, металлурги, деньги лопатой гребете. А мы Челябстрой, хоть работай, хоть стой, карман пустой!
— Ну, ладно: давай дюжину пузырей. Денег у меня навалом.
— Куда тебе так много, Гриша? Одуреешь, чать?
— Я ж не один, с кумпанией.
Лейтенант, переодетый в робу прораба, подмигнул подошедшему лохматобровому здоровяку:
— Принеси, Комар, пятнадцать сургучных головок, в рогожном куле.
Строитель Комар был, разумеется, работником госбезопасности — сержантом Комаровым. В часы досуга он гнул на шее рельсы, поигрывал связками двухпудовых гирь, а по пьянке опрокидывал оставленные без присмотра грузовики и колесные трактора.
— Глаз у него нехороший, — неодобрительно отозвался Коровин о Комарове, когда тот ушел за водкой.
Гришке очень хотелось быть прозорливым, читать мысли на расстоянии, как батюшка Никодим. И несколько опытов оказались удачными.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал как-то Коровин Держиморде.
— О чем?
— Тебе хочется плеснуть на каменку, выпить.
— Точно ить, — удивился
— А мои мысли открой, — попросил Гераська.
Коровин точно угадал, о чем беспокоится мальчишка:
— Ты, значится, Гераська, сидишь и мыслишь, как спрятать лисапед здесь, когда пойдешь с нами через горы на Сундук.
— Волшебник! Колдун! — вскочил и запрыгал Гераська.
Угадыванием разных мыслей Коровин покорил всю банду. И виноваты в этом были Держиморда и Майкл. Держиморда поставил условие:
— Признаем тебя, Гриха, за чародея, ежели угадаешь — куда, в какое место Гераська умыслил ухоронить лисапед. А Гераська кажному из нас на ухо прошепчет заране свой умысел. Штобы без обману было.
— Валяйте, шептайтесь, — согласился Коровин.
Отец Никодим участие в игре не принимал, молился. Гераська что-то пошептал на ухо каждому и поднял руку:
— Чародействуй, Гриха!
Коровин поскреб затылок, закрыл глаза, развел согнутые руки, выставив указательные пальцы. Он сближал кончики указательных пальцев, приговаривая:
— Карды баба, карды дед... Где он будет — лисапед?
— Где? — нетерпеливо прищурился Гераська.
Гришка Коровин приложил ухо к скале, шепча приговорку, услышанную когда-то от Фроськи: «Стрижи, стрижи — над полем ржи. Ты, камень, тайну не держи. Я маков цвет заворожу и уроню зерно в межу. В зерне яйцо, в яйце — желток, а в камне — огненный цветок». Гришка не понимал смысла этой колдовской приговорки, не знал, что в ней зашифровано, но часто произносил ее — просто так.
— Не тяни, Гриха, говори! — потребовал Держиморда.
Коровин ответил Гераське:
— Ты спрячешь лисапед в пещерке, завалишь его там камнями. Ватага ответила на чародейство восторженными кликами, хотя велосипед, кроме пещерки, спрятать было просто негде! Майкл выкрикнул:
— Гриша, окей! Угадай, о чем думал я?
— Ты проклинал, Майкл, Сталина и Молотова за договор о ненападении с Германией. Тебе охота, штобы фашисты начали с нами войну. И драпанул бы ты к фронту, и переполз через границу. Штоб окиян переплыть и попасть в загнивающий империализм.
— Окей, Гриша! Так и есть, как русские говорят!
— Про меня не угадывай, — залилась румянцем Фарида.
Такими вот детскими забавами занимались они в канун своего разгрома и погибели. Гришка Коровин не был провидцем, хотя учуял в лохматобровом Комарове недруга. Простодушным и глуповатым Гришка не был. И к строителям пионерского лагеря он шел не один. На березе с дальней поляны за его визитом наблюдал Гераська. И за пазухой у Коровина был пистолет. Лейтенант Рудаков улыбнулся хитровато: