Время орка
Шрифт:
Под ворохом звериных шкур покоился Ургаш. Орк дышал хрипло, но спокойно. Лихорадка прошла, но Локвуд не мог сказать, было ли это хорошим знаком или же свидетельством скорой смерти вождя. Знания внутреннего строения орков у него были весьма поверхностные.
Старик сделал всё, что мог. Зазубренные осколки стрелы, закалённой в смертоносном яде императорской жабы, что водилась лишь на Самоцветных островах, теперь покоились в деревянной плошке. Жала из ядовитого металла. Каждый раз, когда старик смотрел на них, ему не верилось, что Ургаш вообще прожил так долго. Любой человек на его месте
У входа в жилище сидел Ушан, растирая в каменной плошке какие-то лекарственные травы. Периодически он отрывался от этого занятия, чтобы ответить Зоре, осторожно справляющейся о состоянии вождя.
Чтобы согнать дремоту, Локвуд решил сменить компресс. В этот момент он услышал снаружи грубые голоса орков. Несмотря на то что разобрать их исковерканный диалект было очень сложно, ключник понял, что там назревает что-то дурное. Орки хотели видеть вождя. В их словах легко угадывались настырность и вызов.
Значит, произошло то, чего опасался Ош. Кто-то из орков пожелал занять место Ургаша, воспользовавшись слабостью вожака. Этот жестокий обычай орков был хорошо известен.
Не успело утомлённое сознание ключника толком осознать, что происходит, как снаружи завязалась драка.
— С ним будь, — коротко велел Ушан, указав своей палкой на Ургаша, и поднялся.
Кто-то сорвал полог, закрывающий вход. В тусклом свете зачатков далёкого восхода появилась лохматая фигура. Путь ей тут же преградил Ушан. Старый слепой орк успел пару раз угостить непрошеного гостя своей палкой, перед тем как его самого ударили в живот коротким кривым ножом.
Отпихнув ослабшего калеку со своего пути, пришелец двинулся к постели Ургаша. Его рука сжимала окровавленный клинок, а единственный желтый глаз горел в полумраке недобрым огнём.
Локвуд не мог пошевелиться. Нет, его парализовал не страх, а какие-то сбивчивые, навязчивые мысли. В чём причина столь неудержимой злобы? Ему показалось, что всё происходящее просто страшный сон. Кошмар, от которого он вот-вот очнётся…
Однако ключник не проснулся. Казалось, сам злой рок навис над ним тёмным силуэтом орка, заносящим оружие для смертельного удара. Издав боевой клич, дикарь обрушил на старика нож.
Испугаться ключник не успел. Впрочем, и его долгая, достойная жизнь ещё не закончилась…
Кривое лезвие остановилось на полпути. Оно не достигло своей цели. Огромная волосатая лапища, вынырнувшая из-под шкур, перехватила запястье орка на лету. Раздался утробный, почти звериный рык. В отличие от визгливого клича орка с ножом он был глухим и страшным, как рёв горного обвала, грозящего смести всё на своём пути.
Ошеломлённый дикарь попытался освободиться, но его рука была в железной хватке самого Крушителя. Гигант поднялся с лежанки, как медведь, очнувшийся от долгой спячки. Страшный, сердитый и голодный. Запястье орка жалобно хрустнуло. Нож брякнул о камни пола.
Ургаш закричал.
* * *
Когда раздался крик вождя, орки разом прекратили сражаться, уставившись на тёмное жерло его берлоги.
Сначала снаружи показался окровавленный орк. На его злобном, худом лице застыла неподвижная маска смерти. Он уже не мог стоять сам. Бездыханное тело поддерживала
Мертвец повалился к ногам бунтовщиков. За ним из тьмы хижины показался Ургаш. Вожак орков был страшен. И без того пугающее лицо осунулось и побледнело. В нём было куда меньше жизни, чем раньше, но глаза пылали поистине испепеляющим гневом. Они завораживали орков, как взгляд змеи, смотрящей на свою добычу. Двумя крохотными жёлтыми угольками на них взирала сама смерть.
Над лагерем повисло тяжёлое безмолвие. Глаза большей части его обитателей были прикованы к восставшему из мёртвых вождю.
— Завязывайте с этим дерьмом, — глухо сказал он и удалился обратно в хижину.
Спорить больше было не о чем. Инцидент оказался исчерпан. Статус Ургаша — восстановлен.
— Не думайте, что я забуду об этом, псы! — злобно напутствовала Зора убирающихся восвояси мятежников.
На земле остались лежать пять мёртвых тел.
Шестым мог бы стать Ушан, но Ош обнаружил, что старик был жив. Неумелый удар ножа распорол его кожаную хламиду, нанеся лишь поверхностную рану.
Запыхавшийся Адам стоял рядом с Ошем. Его меч покрывала чёрная густая кровь. Один из убитых орков был на его счету. Ошалелый взгляд юноши не отрывался от тела жертвы, но не видел его. Казалось, Адам смотрел сквозь него, куда-то вдаль.
— Как я его… — произнёс юноша каким-то чужим голосом и выронил меч.
Через мгновение его перекрутило, как подкову, и вырвало.
Заметив с какой-то мрачной радостью, что орк, задушенный вожаком, оказался Пластуном, Ош помог Ушану подняться. Действо это сопровождалось непередаваемым ворчаньем слепого старика. Когда они с Зорой вернули его в жилище вождя, внутри их ожидала неожиданная картина. На полу лицом вниз лежал Ургаш. Над ним могильным вороном склонилась тёмная фигура Локвуда.
— Что ты с ним сделал? — закричала Зора, схватив ключника за ворот балахона.
Ошарашенный старик только вскинул руки, демонстрируя пустые ладони.
— Ничего… Он просто спит. Я не знаю. Он вошёл сюда, грохнулся на пол и уснул.
Словно в оправдание старика, комнату сотряс громоподобный храп Ургаша.
Следом за орками внутрь вошёл Адам. Бледный и растерянный, он был похож на привидение. Отцовский меч покоился в ножнах на поясе.
— Молодой господин! — воскликнул Локвуд, оттолкнув Зору с неожиданной для его лет силой. — Что случилось?
Ключник схватил юношу за плечи, вглядываясь в его опустевшие глаза.
— Он кинулся на меня… — бормотал Адам. — Он бы убил меня, я знаю. Я просто защищался…
— Я отведу их обратно, — бросил Ош Зоре. — Присмотришь здесь за всем?
— Убирайся, — ответила она, сидя рядом с Ургашем.
По дороге обратно Ош понял, что случилось с юношей.
До этого дня Адам Олдри никогда не убивал.
* * *
Вскоре суматоха улеглась. Мертвецов утащили в лес на съедение диким зверям. Конечно, была и другая возможность их использования, но пока что орки не настолько отчаялись, чтобы прибегать к подобным мерам. В скальный лагерь вернулась прежняя относительно спокойная жизнь. С каждым днём зима крепчала и, словно ей наперекор, крепчал Ургаш.