Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
Пока Ратьша думал обо всем этом, его отряд спустился в лощину, северный склон которой был назначен для обороны. Там уже слышался перестук топоров. То и дело с шумом рушились деревья. Молодец Роман, быстро все спроворил. Лощина была широкой, саженей двести. По дну ее, примерно в середине, протекала небольшая речушка, покрывшаяся уже ледяным панцирем. Через речку перекинут коротенький бревенчатый мост.
Гулко стуча по промерзшим бревнам, проехали по мосту и скоро приблизились к северному откосу лощины. Он был заметно выше южного. Выше и круче. Нелегко будет находникам взобраться по его покрытому снегом склону. Наверху по самому
Дорогу, полого поднимающуюся на северный откос по глубокой выемке, пока не закрывают, хоть бревна уже заготовили. Закроют проезд, когда появится враг. Пока через выемку сплошным потоком в два ряда поднимаются сани, меж них люди, скотина. Здесь Роман поставил десяток воинов. Они подгоняют медлительных, подхватив под уздцы, тянут наверх уставших, перегруженных скарбом крестьянских лошадок. Внизу у начала подъема скопилось под сотню саней, изрядное стадо скотины и толпа народа. Не успевает узкий проход пропускать всех спасающихся. Кто знает здешние места, сворачивает вправо, туда, где лощина кончается через несколько верст. Снега пока намело немного, не увязнут, а крюк не так уж и велик. Ничего, въедут в город через Исадские ворота, с восхода.
Всадники Ратьшиного отряда поднимались по дороге наверх цепочкой по одному, у самого края выемки для этого оставили место, свободное от саней. Въехав наверх, Ратислав осмотрелся. Сани, проехавшие подъем, сплошной вереницей двигались по рязанской дороге в сторону города.
«А ведь на въезде в ворота тоже столпотворение, – подумалось воеводе. – Ну как обойдут татары да ударят со стороны Исад? Воротная стража может и створки не успеть закрыть. Так на плечах беженцев в город и ворвутся. Хотя нет, не должно такого быть, с дозорной башни далеко видать. Хоть та же лощина, где они сейчас оборону ладят, с башни видна как на ладони. И на исадскую дорогу вид оттуда не хуже, заметят ворога загодя, затворятся. Вот только тому, кто в град взойти не успеет, солоно придется. Да и не должны татары идти Исадами: самый прямой путь от Черного леса до Рязани пролегает здесь, через эту самую лощину. Так что именно здесь татары должны попервости и ударить. А вот когда поймут, что провозятся здесь долго, тут уж и начнут обходные пути искать.
Но сколько народищу-то в град идет! Многое множество! А ну как не устоит Рязань? Сколько же людей сгинет в ловушке градских стен? Уж лучше бы в схронах укрывались. Лучше-то оно, конечно, лучше, да вот отвыкли сельчане, живущие вдали от неспокойной степной границы, вблизи городов, держать тайные места для схронов в готовности, с нужными припасами и годными для проживания землянками. Да и стены городов кажутся им надежной защитой. Потому и бегут при опасности в Рязань иль другие грады. Опять же, нечасто такое бывало в последнее время. Попривык народишко к спокойной жизни. И вот, на тебе, пришла беда. Да еще какая!» Ратьша скрипнул зубами, вспомнив полегших в степи соратников, друзей и побратимов.
Подъехал князь Роман. Сказал, глянув вниз, в лощину:
– Все идут и идут. Откуда людей-то столько взялось? Со всей полуденной стороны тянутся, что ли?
– Нет, – отозвался Ратислав. – Это только с ближних к стольному граду окрестностей. Верст тридцать-сорок, не
Помолчали. Потом Роман упрямо мотнул головой, сказал:
– Ничего. Чаю, отобьемся! Стены градские крепки, валы высоки. Защитников хватает! Помнишь ведь, великий князь шесть тысяч пешцов под градом оставил!
– Оружны они плоховато, – возразил Ратьша. – А выучены и того хуже.
– Ничего, из-за стен биться сгодятся. Городовую стражу тож оставили, в степь не брали. А эти и оружны, и выучены вельми неплохо. Крестьян и горожан на стены поставим. С войска кто-то спасся. Мы подойдем, коль здесь не поляжем. Немалая сила получится. Тысяч десять-двенадцать, мыслю, не менее.
Ратислав не стал спорить. Тем паче, может, Роман и прав, отобьемся. Верить в то очень хотелось.
– А Кир Михайлович где? – помолчав немного, спросил он.
– В Рязань поехал. Сказал, мол, здесь и без моей неполной сотни управитесь.
Ратьша на это только головой покачал: опять пронский князь все по-своему делает.
– Всадники едут, – встрепенувшись и вытянув руку в сторону противоположного склона лощины, воскликнул стоящий неподалеку Первуша. – Похоже, наши с завалов, с тех, что на дороге нагромоздили.
Ратислав и Роман глянули, куда указывал меченоша. И правда, с той стороны лощины по дороге, прорезанной в откосе, спускался десяток всадников-рязанцев. Они аккуратно объезжали сани, скотину и кучки двигающихся пешком крестьян. Когда всадники добрались до моста, коломенский князь уверенно определил:
– Наши. С самого первого завала. Я туда людей из своей дружины поставил.
Теперь и Ратьша узнал начальника десятка, встретившего его с Первушей у первого завала. Дружинники поднялись по выемке дороги, подъехали к Роману и Ратьше.
– Ну что, далеко татары? – спросил коломенский князь.
– Верстах в пяти, чаю, – ответил десятник. – Мы, как ты и велел, Роман Романович, покидали в них стрелы, как только они подъехали к засаде на выстрел. Передовой десяток так почти что весь повыбили, – не удержавшись, похвалился дружинник. – Дождались дозорную сотню. По ней стрелами прошлись. Те отступили, не полезли на рожон. Дольше мы ждать не стали, снялись – и сразу сюда. С половину часа они перед нашей засекой потеряли. Да и после того как мы ушли, наверное, не враз вперед поперли. Ежели у каждого завала столь же времени потеряют, то нескоро сюда доберутся.
– Хорошо, кабы так, – кивнул Роман. – Глядишь, и успеют селяне до града добраться. Ладно, помогайте деревья валить. Оборону здесь держать будем.
В следующую пару часов прискакали еще пять десятков воев, оставленных за завалами на пути находников. Потерь они не имели. Последний десяток несся во весь опор. Возглавлявший его десятник издалека замахал еловцом на копье, закричал:
– Татары! Татары близко!
К счастью, к этому времени все почти сани, люди и скот уже втянулись в лощину. Немногие не успевшие, услышав крик десятника, нахлестывали лошадей, подгоняли скотину, покрикивали на домочадцев, идущих пешком. Но у въезда на подъем толпа только увеличивалась. Поняв, что враг совсем рядом, заголосили бабы, заревели маленькие детишки, даже скотина, словно и ей передалась людская тревога, испуганно замычала и заблеяла.