Шрифт:
Пролог
Ошибки, глупость, грех и скупость чередою
Наш занимают ум и заражают кровь;
Раскаянью даем мы пищу вновь и вновь,
Как труп дает червям насытиться собою.
(Ш.Бодлер. "Цветы зла").
ПРОЛОГ
Майский день застал поезд "Варшава — Санкт-Петербург" в самом начале пути. Полуденное солнце настойчиво поблёскивало серебристой гладью бесконечной череды рельсов. Там, в неоглядной дали скрывалась цель путешествия многих: до пункта назначения
В синих вагонах, соответствующих первому классу, передвигались исключительно особы высшего сословия: родовитая знать, высокие императорские чиновники, да и просто очень богатые люди из именитых, ценящие время и дорожный комфорт. Цена такого удовольствия составляла двадцать три рубля в один конец. А вот в третьем классе не каждый пассажир мог похвастать годовым доходом в сто рублей.
В желтобоких вагонах второго класса коротали дорожное время господа статусом поменьше и родом помельче: разбогатевшие купцы незнатного происхождения, крупные подрядчики, обедневшее дворянство — в самом деле, не в третьем же классе им трястись, иностранные специалисты и состоятельные иностранцы-путешественники. Во втором классе поездка в один конец стоила уже тринадцать рублей восемьдесят копеек.
В зелёных вагонах третьего класса в путь отправлялась вся остальная Россия: малоимущая интеллигенция, заводские рабочие и мастера, мелкие лавочники, коммивояжёры различных мастей, крестьянство и земское духовенство. Благодаря своему габариту вагон третьего класса способен был увезти много пассажиров за весьма умеренную плату — девять рублей двадцать копеек, а снизить ее представлялось возможным только за счет увеличения числа мест в самом вагоне. Лавки или полки у него жесткие, без обивки — никакого намёка на комфорт. Курили в вагоне напропалую, а кое-где матово поблёскивали бутыли с самогоном — на всю дорогу в тысячу шестьдесят четыре версты хватит. Говорили все разом, щедро наделяли совместной трапезой. В тесноте, да не в обиде — холодным или голодным не будешь.
Издалека вагоны первого и второго класса отличались лишь цветом, а вот вблизи их отделка смотрелась одинаково богато. Рамы окон и двери делались из красного дерева. В самих вагонах стены отделывались под дуб или ясень, обивка диванов смотрелась необыкновенно красочно и декоративно, рукоятки и ручки сверкали начищенной медью, латунью или бронзой. А вагонные проводники своей вышколенной учтивостью больше походили на швейцаров лучших столичных заведений, только ливреи на них были другого фасона и цвета.
Мимо состава непринуждённо проплывали изумительные пейзажи запада Российской Империи, вызывая восхищенное умиление у одних и зависть у других пассажиров поезда. Состав неудержимо двигался на восток, а лучи весеннего солнца, проникая через оконные стёкла, дарили людям, запертым в ограниченном пространстве вагонов, бодрую радость дня и надежду на счастливое окончание поездки. В одном из купе вагона второго класса путешествовала пара совершенно разных мужчин — долгая совместная дорога иногда сводит тех, кто вне поезда никак бы не мог встретиться и провести большой промежуток времени вместе, находясь на крепкой и неподвижной земле.
Один, среднего возраста с румяным
Второй пассажир, более молодой, отличался от первого рыжей шевелюрой, над которой, безусловно, поработал искусный парикмахер. Бакенбарды и короткая аккуратная бородка соответствовали цвету головы. Костюм серого сукна в мелкую клетку сидел на хозяине, как влитой, и казался его второй кожей. Но такое одеяние не делало его комичным или ветреным — оно, наоборот, подчёркивало всю статность фигуры мужчины. На шее живописного господина вместо галстука своей немодностью выделался высокий шейный платок — явный пережиток прошлого. В его багажной сетке располагался одинокий саквояж светло-коричневого цвета. На одёжной вешалке висела такого же цвета фетровая шляпа в духе Эвандера Берри Уолла — известного британского модника. Холёные руки англомана покоились на коленях — мизинец левой кисти чуть подвёрнут вовнутрь, на среднем пальце поблёскивал золотой перстень. Взгляд спокойный, в глазах искрились едва уловимые смешинки. Сосед заводчика чётко улавливал неловкое напряжение попутчика, и для разрядки ситуации просто улыбнулся.
Улыбка эта была такой непосредственной и успокаивающей, что заводчик сбросил с себя пелену недоверчивости и обратился к соседу басовитым голосом:
— Сударь, имею честь представиться… — чем меньше природной знатности было в людях, тем высокопарней звучали их речи. — Меня зовут Глебом Валерьяновичем Ефремовым. Сам я являюсь поставщиком больших объёмов кокса для Петербургских сталеплавилен. Знаете, милейший, сталь теперь нужна всем и везде… А зависит она от моего угля, потому и стоит он совсем недёшево. Уже десять лет я являюсь хозяином угольного дома " Ефремов и Ко», и всё это время тружусь на государственных и частных подрядах. Во всех крупных городах северо-запада Российской Империи открыты мои представительства. А на какой стезе подвизаетесь вы, сударь?
Рыжеволосый ответил просто и без всякой витиеватости:
— Очень приятно, Глеб Валерьянович. А я Адам Францевич, специалист-консультант по судостроению и представляю в России «John Brown and Company». Эта судостроительная компания строит не только гражданские суда, но и военные корабли тоже. Сам я являюсь специалистом по конструированию и наладке паровых турбинных механизмов для флота. Представительство компании располагается в Санкт-Петербурге, куда я сейчас и следую.
И опережая следующий вопрос Глеба Валерьяновича, добавил:
— А в Варшаве у нас банковское отделение, где имеется резерв финансовых средств, которыми непосредственно распоряжается управление «John Brown and Company». Я в этот раз сам доставил финансово-отчётную документацию из Петербурга, исполнив роль курьера. Доходы и расходы, знаете ли, волнуют всех. Главное, чтобы вторые не превышали первые.
— Сударь, для британца вы очень хорошо говорите по-русски, — напряжение и волнение полностью покинули заводчика. Теперь и он позволил себе улыбнуться.