Время жнецов
Шрифт:
Штёйдель удручённо промолчал, и, тогда Вяземский пояснил свой вывод:
— Уверен, микроскопирование срезов тканей подтвердит это мнение… Удары, нанесённые режушим предметом, оказались смертельными, но были нанесёны ещё живой жертве. Тут наш убийца проявил неожиданную гуманность: он левой рукой раздвинул петли ещё живого кишечника, видите два тёмных пятна на соседствующих кишках… А потом перерезал брюшную аорту. Мгновенная смерть прекратила страдания жертвы.
— А следы на шее? — не унимался Штёйдель.
— Ну-ну, коллега. Давайте глянем вместе, — спокойно предложил Вяземский. — Да, на подбородке имеется кровоподтёк. Но, где следы пальцев на шее, подтверждающие факт удушения?
Штёйдель продолжал молчать, весь обратившись в слух и внимание. И Вяземский, чтобы вырвать коллегу из пелены задумчивости и самокопания, обратился к тому с практическим предложением:
— Карл Альфредович, представьте себя в роли убийцы. Вам необходимо, чтобы жертва не сопротивлялась, не звала на помощь, не обращала на себя внимание возможных свидетелей. Ваши действия?
Немецкая исполнительность возымела эффект, и Штёйдель начал рассуждать вслух:
— Захожу жертве за спину. Рост мой выше, и это помогает действовать быстро. Обхватываю локтевым сгибом правой руки шею жертвы и слегка тяну вверх. В это же время левой рукой прижимаю руки жертвы к её телу, не давая сопротивляться. Мой правый локоть уже упирается в подбородок женщины и фиксирует её голову, а напряжение моего предплечья и бицепса сдавливает обе сонные артерии женщины. Ещё немного, и жертва обездвижена, находится в бессознательном состоянии. Тогда я опускаю тело на землю и вынимаю нож. Мне никто и ничто не мешает.
— Прекрасное моделирование криминальной ситуации, Карл Альфредович. Браво! Теперь вы поняли своё заблуждение по поводу причины смерти данной женщины? — Вяземский специально упустил слова «свою ошибку», щадя сомолюбие коллеги, уже получившего урок уважения к мелочами.
— Вещественные доказательства? — таким стал очередной вопрос Вяземского.
— След мужской обуви по бокам от следов волочения жертвы соответствует росту выше среднего. На внутренней стороне каблуков краевые следы скошенности — это говорит о специфичности походки человека, он опирается на внутреннюю поверхность ступни. Так бывает у моряков, циркачей, борцов и тех, кто привык ходить бесшумно, сокращая поверхность контакта с землёй, такие не шаркают обувью. О светлом волосе с одежды жертвы я вам уже докладывал.
Тогда Вяземский неожиданно спросил, стараясь заинтересовать Штёйделя, затронуть его внутреннюю струну исследователя — желание хоть чем-то поразить дотошного и невозмутимого эксперта-консультанта:
— А что неожиданного, не укладывающегося в контекст случая, Карл Альфредович, вы обнаружили на теле жертвы?
Штёйдель удовлетворённо кивнул, а потом, обернувшись к вспомогательному столу, взял в руки очередную чашку Петри и узкий бумажный пакет.
— В чашку Петри я собрал лепестки розы, которыми было припорошено тело жертвы. Один из них, не могу сказать точно — случайно или намеренно, был приклеен к сведённым судорогой смерти губам жертвы. В бумажном пакете находится стебель той розы, а на шипах следы крови двух человек… Первый быстро высох и имеет тенденцию к осыпанию. Второй — с очень долгим периодом свёртывания: он и сейчас выглядит неосыпающейся муфтой для шипа. Считаю, что первый след принадлежит жертве — у неё, как вы уже заметили, проблем со свёртываемостью крови нет. Второй, безусловно — убийце. На второй жертве идентичные лепестки розы и такие же следы крови, как и в первом случае.
Разразившись длинной тирадой, Штёйдель смолк, но по его глазам Вяземские видел, что у коллеги есть, что дополнить к уже сказанному. И Пётр Апполинарьевич нейтральным тоном, чтобы не спугнуть порыв откровенности Штёйделя, произнёс:
— Продолжайте, Карл Альфредович, я чувствую,
— У меня нет определённой уверенности, основанной на детальном исследовании крови убийцы, но я всё же позволю себе заметить, что он, возможно, страдает носовыми кровотечениями, кровоточивостью десен, появлением кровоподтёков или синяков при контактах с твёрдыми предметами. Такие субъекты отличаются бледностью кожи, которую несведущие люди считают признаком благородности.
— Болезнь Отто? — вырвалось у Вяземского.
— Нет, я уверен, что это не гемофилия, тем более, что изучение наследственности убийцы сейчас для нас проблематично. В случае настоящей гемофилии без медицинского наблюдения и квалифицированной помощи наш убийца не смог бы дожить до столь цветущего возраста, а ведь по самым критичным прикидкам ему сейчас не меньше тридцати лет.
Осмотр второго трупа занял меньше времени — очевидны были многие совпадения с первым, а отличия минимальными: вместо светлого волоса с одежды первой жертвы — чёрный из парика, вместо следа кольца — след украшения на шее, время смерти — от 22:00 вчера до 01:00 сегодня. Место происшествия — набережная Фонтанки у Чернышёва моста. Микроскопия срезов тканей органов этой жертвы убийства ничего нового в картину преступлений не внесла.
Вяземский уже был готов пройти в кабинет для оформления экспертного заключения и служебной записки на имя Путилина, но увидел на лице Штёйделя признаки замешательства и спросил напрямую:
— Что-то ещё, Карл Альфредович? Выкладывайте без излишних сомнений.
— Понимаете, Пётр Апполинарьевич… — по-прежнему сомневаясь в актуальности своих слов, произнёс Штёйдель. — За границей, в Европе и Британии, и даже в Америке стало закрепляться фотографирование мест преступлений, их жертв и самих преступников, у нас же, в России, это пока не прижилось. Дорогостоящая аппаратура, новые штаты, дополнительные финансы на их обеспечение — всё это от нас далеко. Однако… Мой отец упорно воспитывал из меня художника. Все моё детство и юность утонули в рисовальном классе. Позже я стал судебным медиком, а навыки рисования остались. И я нарисовал портреты этих женщин. Думаю, они помогут в опознании жертв нашего убийцы. Тем более, что трупы до сих пор не востребованы, будь они не судебными, их бы давно захоронили за государственный счёт.
И Штёйдель передал Вяземскому плотный бумажный пакет, осмотрев содержимое которого консультант пришёл в восторг:
— Прекрасно, просто восхитительно, Карл Альфредович! — изумился Пётр Апполинарьевич. — По этим рисункам опознать наших женщин станет намного проще. Вы обязательно передай эти портреты в сыскную полицию вместе с нашим коллегиальным экспертным заключением и моей служебной запиской по этим смертям. Скажите, коллега, а можете ли вы рисовать портреты по описаниям, характеру субъекта и особым приметам?
Недолго помолчав, Штёйдель ответил:
— Кажется, смогу. Мы с моим наставником часто играли в одну интересную игру… Садились друг к другу спинами и по разговорным описаниям делали рисунки, а потом сравнивали их с оригиналами, получалось очень похоже. Да, смогу, Пётр Апполинарьевич… Определённо смогу. Скажу больше, теперь я отчётливо представляю себе убийцу, его облик и повадки, настолько чётко, что хоть сейчас готов отправиться на его поиски.
— Оставьте сыскной полиции право делать выводы по экспертизам и искать преступника, — ответил Вяземский. — Богу — богово, а кесарю — кесарево. Мне ещё нужен час для оформления положенных документов, потом вы поставите свою подпись под совместным заключением и отвезёте пакет на Офицерскую 28. Иван Дмитриевич, полагаю, очень ждёт эти бумаги.