Всадник Ветра
Шрифт:
Дальше тоже сюрпризов не оказалось. Я снова посетил центральный холл госпиталя, послушно уселся, куда сказано. Ко мне почти сразу подошла та самая женщина, которая провожала в прошлый раз к Аркадию — действительно смуглая и темноволосая, в розовой форме медсестры (кстати, медбратья у них тоже в розовом ходят — этот цвет в Ордене не считается специфически «девчачьим», тут вообще нет такой градации).
— Вадик? — спросила она. — К маме пришел? Извини, я задержалась.
— Ничего, я недолго жду, — сказал я.
Женщина протянула руку. Я поглядел на нее несколько секунд, как баран на новые ворота — она что, хочет, чтобы я ее пожал? Потом до меня дошло. Я решил не выступать, взял ее за руку, после чего женщина повела меня в служебную
Когда мы вошли в лифт, женщина мою руку отпустила. Сказала официальным тоном:
— Прошу прощения, Всадник Ветра. Меня проинструктировали на камерах вести себя так, как будто вы сын моей подруги, второклассник.
Я проглотил рвущийся из души наружу вопль: «Я что, похож на второклассника?!» Второклассники бывают разные. В этой клоунской куртке, да еще если смотреть с камеры, очень может быть, что похож — при моем-то мелком росте.
— Ничего, — сказал я как можно суше, — я понимаю. А зовут вас?..
— Клавдия, — сказала она.
— И по отчеству?..
— Рашидовна.
На этом наш с ней диалог закончился: мы прибыли. Дверь лифта отворилась в очень жарко натопленный бело-зеленый коридор всего на три двери.
— Аркадий Андреевич в лаборатории, на ней цифра три, — сказала медсестра. — Куртку давайте, я заберу.
С облегчением я избавился от куртки и шапки, отметил про себя отчество Аркадия. Интересно, это настоящее или оперативный псевдоним? Мне вот казалось, что фамилия «Весёлов» — это точно выдумка «от противного», продиктованная характерным чувством юмора Аркадия, но сейчас я вдруг подумал, что с него бы сталось и настоящим именем воспользоваться.
Кроме цифры на двери ничего не было, ни таблички, не надписи. Я постучал.
— Входи, Кирилл! — голос был бы неслышен для нормального слуха, но я разобрал. И, разумеется, вошел.
За дверью оказалась неожиданно длинная, оклеенная кафелем комната с одним небольшим окном в дальнем торце, которая столь же неожиданно будто перенесла меня в прошлое. Причем в прошлое относительно недавнее, когда я ходил в школу и время от времени меня заносило в небольшую «лабораторную» позади кабинета физики. Она была такая же вытянутая, примерно так же оборудованная, — разного размера весы, грузики, вибростенд, спиртовки, еще что-то аналогичное — и тоже с длинной стойкой с раковиной в центре. Здесь не хватало только портретов знаменитых физиков этого мира на стенах!
Поскольку я ждал лабораторию медицинскую или, скажем, химическую, с кучей реторт, автоклавами и сложными приборами, то замер на пороге в удивлении. Еще более удивлен я был увидеть Аркадия, стоящего у одной из полок и задумчиво регулирующего что-то на весах. До сих пор я наблюдал его стоящим всего несколько секунду в самом начале нашего знакомства, после чего он все время сидел.
Надо полагать, сегодня он чувствует себя лучше. Это я удачно зашел.
— Рад видеть, что ты добрался так быстро, — Аркадий поставил несколько грузиков на стол, обернулся ко мне и отошел к стоящему у окна стулу с подлокотниками, в который аккуратно и опустился. — Прошу прощения, что выдернул в предпраздничный день. Но время дорого. Обстоятельства сложились так, что я не знаю, сможем ли мы встретиться еще. Поэтому я принял решение посвятить тебя в некоторые вопросы, которые планировал оставить на потом, и преподать тебе урок телекинеза. Из всего, что я знаю, это, как мне кажется, сложнее всего освоить самостоятельно.
Меня словно холодной водой окатили.
— Помирать, что ли, собрался? — спросил я.
— Есть такая вероятность, — кивнул Аркадий. — Видишь ли, мое здоровье стало объектом саботажа, — он осторожно коснулся груди, и только теперь я заметил, что под рубашкой у него бинты.
— По тебе не заметно, — сказал я чистую правду. — Ты даже ходишь!
— Вообще-то, я довольно много хожу, — он бледно улыбнулся. — С учетом обстоятельств. Видимо, я невольно создал у тебя излишне драматичную картину в прошлый раз, когда ты увидел меня в инвалидном
— Не знал, что без сердца можно заниматься спортом!
— Нужно. Но, как в анекдоте про офицерскую вдову, медленно и печально.
Против воли я хихикнул — больше от того, что в этом мире бытовала та же шутка. Раньше я ее здесь не слышал. Ладно, был уговор мне его не смешить, но если уж сам взялся анекдоты травить, с меня взятки гладки.
— Я и чувствую себя сейчас хорошо, не думай, что ты разговариваешь с умирающим, — продолжал Аркадий с теми же сардоническими нотками в голосе. — Симптомы саботажа еще не проявились. Но, к счастью, мои лечащие врачи заметили изменения числа лейкоцитов и некоторых других показателей в анализе крови. И сумели установить, что произошло. Обычно я ежедневно принимаю иммуносупрессоры — не такие сильные, чтобы полностью подавить иммунитет, но достаточную дозу, дабы не происходило отторжения импланта. Судя по всему, дней пять назад некто подменил иммуносупрессоры иммуномодуляторами, которые иммунитет, наоборот, усиливают. Соответственно, началось еще даже не воспаление, а предпосылки к нему. Беспроигрышный ход, с их точки зрения! Если в организме такое происходит, новое устройство вставлять бессмысленно, внешнее сердце тоже не поможет — не справится с набирающим силу воспалением.
— Так, — я почувствовал, что меня начинает разбирать злость. — Насколько я тебя узнал, ты всегда следишь за словами. Судя по твоим формулировкам, решение все-таки есть. То есть ты себя обреченным не считаешь.
— Не считаю, разумеется. Пока человек жив, шансы всегда остаются. Мои шансы, в частности, связаны с новым экспериментальным устройством, над которым Леонида Георгиевна — я знаю, что вы знакомы — работала последние несколько лет. Она считает, что вероятность его успешного вживления весьма значительна. У меня нет причин не доверять ее профессионализму.
— А разве это не она — крот? — спросил я машинально.
— Интересная гипотеза, — Аркадий чуть улыбнулся. — Вижу, Леонида Георгиевна произвела на тебя впечатление. А я ей говорил, что ее… Скажем так, институционализированная прямота будет плохо тобой воспринята.
— Ну извини, — я развел руками. — То есть ей ты доверяешь? Не думаешь, что она может оказаться вторым кротом?
— Кротов и так было два. Мой секретарь и одна из медсестер, — Аркадий сделал жест, словно отодвигал что-то от себя. — Очень жаль, конечно, но лучше выявить проблему поздно, чем слишком поздно. Что касается доктора Романовой, то, разумеется, нет таких людей, которых нельзя было бы подкупить или запугать. Но она исключительно лояльна. Чтобы Леонида Георгиевна решила предать, необходимо угрожать одной ее сверхценности — чувству долга — с помощью другой сверхценности: благополучия ее пациентов. Поскольку на моем изношенном организме эти две сущности пересекаются, вероятность предательства крайне мала. А ее родители и семья ее брата находятся под охраной.
— Так, погоди, — я вычленил главное. — Если твой секретарь — крот, значит, его наниматели знают про меня? Про мою роль в атаке на АЭС и про то, что я беру у тебя уроки?
— Увы, — кивнул Аркадий. — К счастью, ему не были известны твои настоящие имя и фамилия. Хотя, полагаю, в связи с атакой на АЭС не так уж трудно сопоставить факты и понять, что ты — именно тот мальчик, сын доктора Урагановой, который стал волшебником осенью и для которого она записывала обращение на сайте Службы.
Вот теперь меня действительно словно окатили холодной водой. Услышать о том, что Аркадию грозит скорая смерть, само по себе было неприятно — и не только с общечеловеческих позиций! Никому не понравится узнать о тяжелой болезни знакомого, а бессердечный маг к тому же за короткое время вошел в число людей, чье благополучие мне не безразлично. Но известие о том, что моя мать может оказаться мишенью неведомых сил — из-за меня! — произвело на порядок более сильное впечатление.