Всадники
Шрифт:
Страшно Севке. Не темноты боится, не волков. Из головы не выходит одна-единственная мысль: вдруг Назарка умрет в дороге!
Время от времени Севка наклоняется, распахивает лохматый воротник тулупа, настороженно слушает: дышит ли?
Запахнет тулуп, подергает вожжи, глянет на темное небо. Скорей бы уж утро! Утром Назарке становится легче.
Наконец рассвело. Сперва попрятались в небе звезды, потом серо стало вокруг, и вот словно огненная игла проколола тайгу. Отчетливо стали видны каждый листок на березе, каждая хвоинка на
Осторожно раздвинув воротник тулупа, Севка глянул Назарке в лицо. "Спит, - подумал он.
– До чего умаялся... А вдруг не спит? Вроде не дышит..."
– Назарка-а!
– закричал Севка, холодея от страха.
– Открой глаза. Слышишь!
Не открыл. Лишь ресницами шевельнул. Но Севке и этого достаточно.
Дорога начала падать вниз. Кушевка перешла на шаг и, приседая, стала сдерживать напирающую телегу. Дойдя до ручья, остановилась, потянулась к воде.
Севка вспомнил, что за всю дорогу ни разу не поил кобылу. Соскочил, отпустил чересседельник, а сам не сводит глаз с телеги, держит под прицелом тулуп.
И вдруг тулуп шевельнулся! Назарка силится выплюнуть что-то и только пускает пузыри.
– Ляг на бочок, ляг!
– кинулся на помощь Севка.
– Вот так, - повернул он Назарку.
– А теперь плюй.
Назарка долго выплевывал густую слюну, свесившись с телеги. Наконец повернул голову, посмотрел на Севку.
– Ну, как ты? Не лучше тебе? На-ка вот пополощи рот, - достал Севка из-под сена бутылку с кипяченой водой.
Схватил Назарка бутылку, начал пить, проливая себе на грудь, на тулуп. Чуть передохнул - и еще. Севка потянулся было к бутылке, хотел взять. Нет, не отдает, сердито трясет головой!
– Что это ты воду? Может, перекусим?
– предложил Севка.
– Давай!
– Чуть погодя. Ладно? Мы ведь горячую Кушевку напоили.
– Ладно!
– наклонил голову Назарка. Он тоже понимает: раз горячая кобыла напилась - нельзя ей стоять.
Проехали с версту шагом, свернули на поляну. Севка выпряг Кушевку, стреножил. Хотел снять Назарку, а тот уже и сам слез.
– Одурел ты!
– прикрикнул Севка, хватая с телеги тулуп.
– Босыми ногами на землю!
Усевшись на тулуп и послушно накрыв ноги, Назарка с охотой съел два отваренных всмятку яйца и потребовал сала.
– Сала?
– удивился Севка.
– Больному нельзя!
– А я и не больной!
– Как же не больной? Голова-то болит?
– Не-е, не болит.
– А горло?
– Горло маленько болит.
Хочется Севке верить, что и правда Назарка выздоравливает на глазах. Но не очень верится. Прилег под куст, грызет травинку, а сам все поглядывает на солнце. Надо поторапливаться! Дорога-то велика. Ну как Назарку опять к вечеру скрутит! Хватит с Севки и того страху, которого он натерпелся за минувшую ночь.
Встал, пошел за Кушевкой. А когда вернулся, не застал Назарки на тулупе.
– Босой!
– всполошился Севка.
– Эй, где ты там, неслух?
Совсем близко зашуршали кусты, показался Назарка с картузом в руке. Шустрый, словно и не больной.
– Тебе набрал. Спелая!
– протянул он в картузе горсти две земляники.
Подхватил его Севка, усадил на повозку, начал запрягать.
На закате въехали в Горяны. Севка достал на всякий случай кнут - от собак. Придержал Кушевку возле колодца, выждал, пока старуха в низко повязанном черном платке вытянет бадью, спросил:
– Где тут у вас фельдшер, бабушка?
– Фершал-то?
– навострила глаза старуха.
– А для чего он тебе понадобился?
– Вот привез парнишку. Горло у него.
– Так это не к фершалу. Вези прямиком к бабке Архипихе. Она лечит от рожи, от грудницы, от кашлю, от дурного глазу - от любой хворости. Горло ей - раз плюнуть! Пошепчет, даст святой водицы - и как не хворал человек.
– Нет уж, бабушка, нам к фельдшеру, - возразил Севка.
– Ну, если к фершалу, так и ищи сам! Я тебе не указчица!
– Подхватив ведра, старуха зашагала через улицу.
Фельдшер работал в саду. Заметив остановившуюся подводу, он как был в сите, с дымокуром в руках, - так и подошел к частоколу.
– Не ко мне ли нужда привела?
– спросил.
Севка не вдруг нашелся, что ответить. Попробуй поговори, если у человека вместо лица - черное сито!
– Нам бы фельдшера, дядя.
– Я и есть!
– Вы? Вот привез парнишку. Горло у него. Скарлатина...
– А ну, тащи в избу!
– сердито приказал фельдшер.
Без сита он оказался обыкновенным старичком с аккуратно подстриженной седой бородой. Вошел со двора, вытер холщовым полотенцем большие руки.
– Сюда садись, к свету, - указал Назарке.
– Так. Разевай рот!
Севка стоял поодаль, с интересом поглядывая, как фельдшер осматривает Назарку, велит ему тянуть: "а-а-а-а!", "о-о-о-о". Теперь-то Назаркино дело в шляпе! Главное было - довезти.
Фельдшер и минуты не глядел в Назаркин рот. Нацелился в Севку сердитыми глазами, с наигранной строгостью спросил:
– Что ж ты мне здорового привез? Смеешься над стариком! Это ж Илья Муромец!
– Как здорового?
– опешил Севка.
– Сегодня ночью...
– Мало ли что было ночью, а сейчас он - богатырь. Разве не видно?
Севке ничего не видно. Стоит смущенный и не знает, что сказать.
– Напугал ты меня, парень, - уже не шутя заговорил фельдшер.
– Я думал, и правда... А была у него всего лишь ангина. Была - и нету! Лопнул нарыв, одна краснота осталась. На глазах небось повеселел? Вы чьи же будете, откуда?
– Из Гусаков. Он - Назарка, Егора Лукича сын, а я - работник на мельнице. Севкой звать.
– Понятно, - кивнул фельдшер.
– А теперь, молодцы, давайте-ка отведаем свеженького медку. Как раз перед вашим приездом из улья достал. Полезнейшая вещь!