Все больны, всем лечиться

Гракова Екатерина

– Э-э, да на тебе такие же! – вздохнул старичок.

Не успел он вернуться к чаю, как во входную дверь позвонили: по коридору и гостиной разлился голос соловья-свистуна. Кошка рыжей молнией метнулась с окна ко входу, а старичок слабым голосом крикнул:

– Иду!

Но, едва поднявшись с кресла, он, охнув, упал обратно.

В гостиную вошёл высокий крепкий старик в плаще и при шляпе, при взгляде на него представлялись скалы и в то же время – пустыни.

– Сиди-сиди, – сказал

вошедший старичку, когда тот снова сделал попытку встать. – Береги ноги. Да у тебя и не заперто, я вижу.

– Хорошо, что ты зашёл, – прошелестел старичок, указывая гостю на соседнее кресло. – Я уже думал посылать кого, чтобы мне новости принесли. А то видишь, к ногам спина присоединилась: как сел в кресло утром, так до сих пор подняться не могу.

– А и сиди, чего тебе по дому ходить? Чаем-то кто поит?

– Дык… никто. Это я утром как сделал, так и…

– Плохо. Давай-ка я поставлю чайник.

Старик ушёл на кухню, а через минуту уже вернулся, неся в каждой руке по дымящейся кружке.

– Вот, давай, пей, мёдом сдабривайся. Жаль, что я раньше не зашёл, так бы ты уже поправляться начал. Плохо, когда ни одной живой души рядом нет.

– У меня-то есть, – старичок улыбнулся. – Только она чай делать не умеет.

Оба посмотрели на кошку, что устроилась на каминном коврике и улыбнулись каждый чему-то своему. Потом гость посерьёзнел: кашлянул, снял шляпу, положил её на подлокотник.

– Без тебя трудно там, Время.

Старичок кивнул.

– Я догадывался. Надеялся, правда, что выкарабкаются как-то…

– Нет, не выкарабкаются. Без тебя – не смогут. Ты же лекарь, один-единственный, так? А теперь тебя самого лечить надо.

– Да вот уже пару дней как получше стало. Если бы ещё не спина… Ты вот скажи мне, Пространство, Подарочник-то сегодня придёт?

– Конечно, придёт, праздник ведь. Сказал, что к тебе-то уж точно заглянет. Я так думаю, ему тоже без тебя худо: не успевает нигде, а желаний в этом году больше скопилось, чем за прошедшие триста лет. Когда я к нему зашёл, он едва ли мог уделить мне секундочку.

– Совсем плохо, – пробормотал старичок.

– А мне-то каково? Меня тянут на три миллиона частей, и им всё мало, им сто миллионов подавай. Чтобы и земля, и вода, и хлеб были. Вот так, как по волшебству, понимаешь?

– Они хорошие.

– Один ты так думаешь. А Подарочник уже от жадности их обалдевает, я на куски распадаюсь, Забвение же, как и ты, захандрил. Теперь в мире чёрт знает что происходит, и как долго продолжаться будет, никто не знает. Все хотят, чтобы прекратился хаос, а он знай себе растёт.

– Если б не спина…

– Так что, у Подарочника мазь попросишь? – старик невесело ухмыльнулся.

– Мазь у меня есть,

та, что ты из аптеки принёс. Да только не она мне нужна. Не такая мазь, понимаешь?

– А какая?

– Я думаю, если Подарочника попросить, он достанет такую, какую надо.

– Это какую?

Ответить старичок не успел: снова трель соловья всколыхнула уют гостиной и полутьму коридора. Кошка на коврике разом собралась и села, обвив лапки пушистым хвостом. Моторчик внутри неё стих.

– Пришёл, – кивнул старик.

– А вот и я! – донеслось из коридора, и в гостиную, неся с собой волны холода, ввалился толстый румяный дед. Одет он был в красное с белым, на голове его сидела соболья шапка, длинная, заплетенная в косу борода красиво лежала на груди и переливалась от снега. За спиной у деда виднелся узорный мешок.

– Подарочник! – обрадовался старичок.

– Время! – обрадовался дед. – А мне Пространство сказал, что ты захворал, да навестить просил, и не зря, видимо, просил, вон и сам пришёл, что, совсем ноги отказали?

– Отказали, совсем отказали.

– У меня в мешке новые ноги есть, дать?

– Да мне не ноги бы…

Подарочник поставил мешок у кресла, сам прошёл к камину, снял шапку, обнажив небольшую лысину, сходу погладил кошку и заговорил:

– Слушай, Время, без тебя мир совсем заплесневел, дурить начал. Что ни день, то катастрофа или реформы какие, а люди, что в этом ничего не смыслят, мечутся туда-сюда, выходы ищут. Возвращаться тебе надо, на ноги вставать. Скажи, что подарить тебе, что загадал ты, чтобы выздороветь, и я тебе что угодно достану, только поправляйся. Хочешь, ноги, хочешь, спину, а хочешь…

– Мне бы валерианы для растирания.

– Чего?

Подарочник и Пространство уставились на старичка. Тот поёжился и укутался в плед.

– Это я не для себя, – тихо объяснил он.

– Ну, не для себя, – согласился, смекнув, что к чему, дед. – А как пойдёшь их намазывать-то?

– Попрошу у тебя ещё и ноги.

Подарочник некоторое время смотрел, как старичок пьёт чай, а потом улыбнулся – хитро-прехитро, как будто видел Время насквозь.

– Так, а для себя чего пожелаешь?

– Мне не надо ничего. В этот раз не надо. Как смогу пойти, успокоить, влить в умы валерианы, растереть мысли мазью, так и праздник у меня будет, так и подарок получится – сгинет хаос, вот как. Ну, а как волнения улягутся, так я снег вызову – чтобы шёл вместе со мной по миру и покой в души селил, уверенность в завтрашнем дне на место водворял. Они хорошие, правда, только боятся.

– Добряк ты, Время, – сказал Пространство, – добряк.

– А ты чего пожелаешь? – обратился к нему Подарочник.