Все было не так
Шрифт:
— Ааа!!! Сука!!! — ору ей в лицо. Следом летит мой кулак. Она жмурится, а я рывком увожу его в стену в сантиметре от блондинистой головы.
— Мамочки, — пищит Ангелина.
— Кто снимал?!
— Ч-что? — дрожат её губы.
— Кино, которое ты вчера прислала Ярославе. Кто снимал?! — встряхиваю её, безжалостно ударяя затылком о стену.
Она снова морщится. В глазах появляются слёзы.
— Пусти, — хрипит стерва.
Ослабляю хватку, чтобы она могла говорить.
— Я ничего ей не отправляла! Ты всё удалил
— Кто снимал?! — повторяю свой вопрос.
— Да пошёл ты! У меня есть гордость, между прочим! Ты со мной переспал и свалил! Я тебе в любви призналась, а ты… руки распускаешь, — обвиняет меня всем своим видом. — А если я окажусь беременна? — почти натурально всхлипывает. — И сейчас у меня от страха случится выкидыш?
— Сэкономишь на аборте. Кто ещё здесь был в ту ночь, Соболева?! — рука снова сжимается в кулак.
Знала бы эта дрянь, чего мне стоило его остановить возле её скулы.
Сжалась вся. С ужасом смотрит на содранные, кровоточащие костяшки.
—Только мы, — поднимает на меня покорный взгляд. — Это была лучшая ночь в моей жизни. Ночь с любимым мужчиной…
И меня срывает окончательно. Удар в стену. Её оглушительный визг. А через несколько минут её комната превращается в руины разбитой техники, битого стекла и поломанной мебели.
Ангелина пытается это остановить.
Разворачиваюсь, грубо отшвыриваю её обратно к стене. Она ударяется об неё головой. Теряется в пространстве. Сползает на пол, машинально касаясь пальцами места над верхней губой. Из носа стекает алая струйка крови.
Подхожу к ней. Наклоняюсь и, дёрнув за волосы, заставляю смотреть себе в глаза.
— Я тебя предупреждал. Не смей трогать Ясю!
Глава 17
Ярослава
Соня собирает мои вещи во все сумки, что ей удалось найти. Я сама не могу. В шкафу лежат вещи Гордея. И… Чёрт! Да целый кусок моей жизни здесь! Не имеет значения, что мы прожили на этих квадратных метрах всего шесть месяцев. Важно, как это было. Важно, что этот человек для меня значил и значит до сих пор. Всё, о чем мы мечтали, остаётся здесь.
Я слабачка. У меня не хватает смелости подойти к шкафу самой и даже случайно коснуться его футболок. Пока я могу лишь смотреть, как подруга быстро опустошает полку за полкой.
— Почему так больно, Сонь? — обнимаю себя руками.
— Потому что ты его любишь.
Она бросает поверх остальных вещей моё платье, то самое, в горошек, в котором у меня хорошо смотрится грудь со слов Гордея, обнимает как маленькую, гладит по волосам, стараясь успокоить.
— Давай я тебе косу заплету, — предлагает рыжая Кошка.
Берёт расчёску, водит ею по всей длине. Ловкие пальцы помогают расправлять локон за локоном, а потом собирают из них что-то сложное и красивое.
— Вот так, — улыбается подруга. — А твоя бабушка
Пожимаю плечами.
— Если нет, выпрошу у неё рецепт. Сами попробуем испечь. Будем есть вредные углеводы и до утра смотреть самые тупые комедии со всего мира, — уверенно заявляет она.
А я не хочу бабушкино печенье. Я хочу проснуться. А Гордей рядом. И наша жизнь никуда не делась. Мне просто приснился кошмар.
— Эй-эй, не плачь, — хнычет Соня. — Ну, пожалуйста, Ясь.
Не могу я пока это контролировать. У меня в груди всё кипит и то, что не умещается там, выливается слезами наружу. Боль вытесняет всё.
Смахнув собственные слёзы, Соня вызывает нам такси. Как только находится машина, звонит водителю и просит подняться за сумками, обещая доплатить. Я механическими движениями переодеваюсь, стараясь не смотреть по сторонам.
Выхожу в прихожую, но там снова наша с ним жизнь. Куртка его зимняя на вешалке. Мы хотели купить ещё один шкаф в комплект к нашему и убрать всё тёплое туда. Всё некогда было.
Спотыкаюсь о его кроссовки. Если бы не Соня, я бы упала.
Поднявшийся к нам мужчина в ветровке, увидев двух зарёванных девушек, отказывается от доплаты. Он забирает наши сумки и уходит с ними вниз.
Квартиру закрываем. У нашего порога в пол впиталось несколько тёмных пятен, похожих на кровь. Перешагиваю. Иду дальше. Одна ступенька. Другая. Улица. Такси. Молчаливый водитель везёт нас по указанному адресу.
Только бы сейчас без допросов. Просто упасть на свою кровать и забыться, пока боль не уйдёт. А лучше вколоть себе анестезию.
— Я тут посижу немножко, — опускаюсь на резную скамейку у подъезда.
— Только никуда не уходи, — беспокоится Соня. — Я сейчас сумки твоей бабушке передам и спущусь.
— Мне некуда больше идти, — голос снова дрожит.
Водитель опять помогает с вещами. Ободряюще улыбается мне, садится в свою машину и уезжает. Рядом плюхается наша яркая, летняя Кошка. Берёт меня под руку, кладёт голову на плечо.
— Нинель Эдуардовна обещала нам печенье. И кое-что ещё, но уже не нам. Я не знала, что она такие слова знает, — шепчет подруга, снова стараясь меня развеселить.
Ба у меня такая. Она может послать человека без единого грубого слова. Он не только поймёт, куда именно его отправили, но и пойдёт туда с удовольствием. Правда это не про Гордея. С ним не работало.
Немного посидев на свежем воздухе, всё же собираю последние силы, чтобы подняться в квартиру. Бабуля слышит, что мы пришли. Спешит встречать.
— Девочка моя, — столько сочувствия в голосе.
— Мне так плохо, ба, — кидаюсь к ней на шею и крепко-крепко обнимаю. Она в ответ. И косу мою в кулак сжимает, стараясь держать в узде собственные эмоции. — Как я без него буду? Почему он так поступил? — снова и снова повторяю одни и те же вопросы.