Все или ничего
Шрифт:
Шарлин, напротив, не испытывала проблем с мужчинами. Она наслаждалась обществом своих ухажеров и почти с благоговением говорила о покойном Чарльзе. Шарлин охотно давала Морин советы в отношении Брендона, а сама была одинока… и похоже, ни в ком не нуждалась.
— Шарлин, можно задать тебе один личный вопрос?
— Валяй.
— Вот ты всегда говорила, что мы с Брендоном созданы друг для друга. И сейчас мне кажется, что ты права. Но разве тебе самой не хочется иметь близкого друга?
— У нас с Чарльзом были особенные отношения. Вряд
— Что?
— Не знаю, стоит ли это говорить… — Шарлин посмотрела на Морин и увидела в ее глазах искреннее участие. Она решила открыть ей свою сокровенную тайну. — Видишь ли, я вовсе не одинока. Каждую ночь я разговариваю с Чарльзом.
Морин не доняла.
— Это что-то вроде молитвы?
— Нет. Я говорю с ним, а он говорит со мной, Я вижу его и осязаю.
Морин невольно отпрянула.
— Он мертв, Шарлин. Это невозможно! Я слышала про привидения, телепатию, беседу с душами умерших. Но если человек умер, его уже нельзя осязать.
— А я осязаю. Мы с ним даже занимаемся любовью.
— Ты уверена, Шарлин? А может, это тебе просто кажется? Может, это плод твоего воображения?
Шарлин скрестила руки на груди.
— Я знала, что тебе не надо этого рассказывать. Где тебе понять то, что происходит у нас с Чарльзом, если ты не понимаешь даже собственное сердце?
Морин почувствовала жалость к подруге. Оказывается, Шарлин еще более одинока, чем она предполагала. Она выдумывает некий фантастический мир и прячется там от мира реального. Это похоже на помешательство.
— А мне кажется, ты должна была рассказать мне об этом Шарлин. Может быть, так хотел Чарльз.
— Сомневаюсь, — процедила Шарлин сквозь зубы, жалея, что доверилась Морин.
— Знаешь, я вполне допускаю, что он с тобой разговаривает. Мне уже приходилось сталкиваться с подобными вещами.
— В самом деле?
— Однажды я готовила газетный материал на эту тему.
Мне надо было сфотографировать полтергейст и привидения. Но когда я стала проявлять пленку, началось какое-то безумие. Пленка застряла в проявочном аппарате, на нескольких кадрах вообще ничего не оказалось, на других отсутствовала мебель, которая на самом деле стояла в той комнате.
Когда я там была, я чувствовала, что рядом что-то есть… Не видела, а именно чувствовала.
— Вот-вот, это именно то, о чем я говорю! — взволнованно воскликнула Шарлин.
— Но Шарлин, — голос Морин был полон сочувствия, — ты не можешь его осязать. Ты можешь только чувствовать.
Когда будешь разговаривать с ним сегодня ночью, спроси его об этом.
В глазах Шарлин стояли слезы.
— Вряд ли мне захочется узнать правду.
— Вот видишь? В глубине души ты знаешь ответ.
Шарлин задрожала. Ей не хотелось даже думать о том, как она будет жить без Чарльза. Вдруг сделаться одинокой вдовой? Нет, едва ли у нее достанет мужества последовать совету Морин.
— Я не могу.
— Может быть, тебе и не надо этого делать — пока. Просто
— Да, это могу. Но не больше.
Морин обняла подругу.
— Ты говорила мне, что в жизни ничего не бывает просто так. Может быть, я пришла в твою жизнь, чтобы помочь тебе? Ведь ты тоже мне помогаешь. С тех пор как я с тобой познакомилась, Шарлин, я стала по-другому смотреть на многие вещи. Я очень тебе благодарна.
— И в знак благодарности просишь меня добровольно пойти на страдания?
— Кто знает? Может быть, тебе не придется страдать.
Может быть, ты обретешь нечто лучшее.
— Я об этом не думала.
— А ты подумай. Попробуй. Не надо торопиться. Я желаю тебе добра, Шарлин, и ты это знаешь.
— Да, знаю.
— Вот и хорошо. А теперь давай посмотрим геологический отчет.
Ночью Морин беспокойно ворочалась в постели, терзаясь разными мыслями. Она вспоминала свой разговор с Шарлин и спрашивала себя, не обидела ли подругу. Брендон не звонил целый день. Интересно, почему? Он уехал в Сан-Антонио собирать голоса. После пожара он буквально разрывался на части. Ему хотелось остаться в Кервилле, чтобы защитить Морин, однако они оба понимали, что продолжение его политической кампании — лучшая защита для нее.
Было жарко. Вентилятор на потолке скорее раздражал, чем убаюкивал. Морин встала и спустилась по лестнице на первый этаж. В кухне она взяла кусок шоколадного торта, который сама испекла, налила себе молока и вышла на крыльцо, рассеянно думая о том, во сколько обойдется установка в доме центральной системы кондиционирования.
На улице было ненамного прохладнее, зато дул приятный ветерок. Девушка допила молоко и вдруг услышала шум самолета. Она перегнулась через балюстраду, вглядываясь в звездное небо.
Очень скоро Морин поняла, что это не самолет. Звук был трескучим, как будто по ветру хлопали крылья.
— Вертолет! Это, наверное, Брендон!
Девушка сбежала с крыльца, посмотрела на север — туда, откуда доносился звук, — и замахала рукой. Вдруг она замерла. Нет, это не Брендон. Вертолет был намного больше и выкрашен в темно-зеленый армейский цвет. Она видела такую военную технику в Африке и других частях света, но только не в Техасе. Он летел необычно низко, двигаясь в сторону ранчо Брендона.
Морин опять взбежала на крыльцо. Ее белая кружевная сорочка служила хорошим сигнальным маячком, а ей почему-то не хотелось, чтобы ее видели с вертолета. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, она укрылась за колонной.
Вертолет развернулся, облетел ее дом, сарай и лужайку.
Девушка стояла, притаившись за колонной. Это было нелепо — прятаться в собственных владениях, но последние недели научили ее осторожности.
Вертолет летел медленно. Потом она увидела, как по вершине холма скользнуло пятно света. Это было похоже на лазерный луч. Вертолет полетел на запад, и свет погас.