Все мы злодеи

Фуди Аманда

Забавно, он представлял, что это будет грандиознее.

Если бы Алистер проиграл турнир, не имело значения, сколько власти его семья заперла в этом хранилище. Заклятие турнира не позволяло никому, кроме семьи победителя, даже почувствовать высшую магию; Лоуи заходили бы внутрь и не видели ничего, кроме пустых фляг. Использование высшей магии Илверната перейдет к семье следующего чемпиона на двадцать лет, пока турнир не начнется заново. Лоуи, конечно, могли бы использовать

все это заранее, но они были Лоу. Они полностью ожидали, что снова победят.

Алистер схватил с полки первую попавшуюся фляжку, поднял с пола свитер и надел его обратно, поднимаясь по крутой лестнице.

Как он и боялся, его бабушка маячила наверху лестницы, как чудовище из одной из сказок его семьи на ночь. Она прищурила свои холодные серые глаза того же оттенка, что и у Алистера, когда осмотрела фляжку с необузданной высшей магией в одной руке и то, как он схватился за живот другой.

— У меня есть это, — выдавил Алистер, протягивая ей фляжку. Стекло было испачкано его кровью.

Она потянулась к нему, но вместо того, чтобы воспользоваться магией, задрала его свитер. Он зашипел от боли, когда ткань коснулась его раны. Хотя кровь начала сворачиваться, кожа все еще была содрана и порвана, как раздавленные крылья мотылька.

— Если бы на тебе были нужные заклятия, этого бы не случилось, — решительно сказала она. — Пусть это будет уроком, чтобы никогда не делать себя уязвимым.

Алистер поморщился, но ничего не сказал. Он прошел тест, но все равно провалился.

— Тебе вообще это нужно? — спросил он, опуская фляжку.

— Я хочу, чтобы ты использовал ее для создания Чумы Винодела.

По меркам его бабушки, это было мелкое заклятие, эквивалент жестокого похмелья. Но если она хотела, чтобы это было сделано с помощью высшей магии, Алистеру уже было жалко намеченную жертву. — Мы ждем гостей.

Час спустя Алистер поморщился, когда Хендри произнес исцеляющее заклинание, чтобы сшить его обратно.

— У тебя будет шрам, — сказал Хендри, его губы сжались в тонкую неодобрительную линию.

Алистер пожал плечами.

— Мне нравятся шрамы. С ними я выгляжу угрожающе.

Хендри фыркнул и положил свой магический камень на стол, на котором в настоящее время лежал Алистер, под ним были разбросаны бумаги, книги и доска с заклинаниями. Его запачканный кровью свитер лежал кучей на офисном стуле.

Его брат указал на другой шрам, на правом плече Алистера. — Угрожающе? Это было от столкновения со стеной.

Алистер закатил глаза и сел. Он провел пальцем по новой белой отметине, идущей по его животу, выцветшей, как будто от травмы, полученной много лет назад.

— Спасибо.

Он разбудил Хендри для

этого — его брат был необычайно хорош в исцеляющих заклинаниях. Это было его единственное истинное мастерство. Но Хендри никогда не любил, когда его будили до полудня.

Хендри заглянул на открытую страницу гримуара, на которой до этого лежал Алистер. Он нахмурился. — Чума Винодела? Это не в стиле бабушки.

Стиль бабушки был смертельно опасным.

— Именно то, о чем она просила, — проворчал Алистер. Он скользнул обратно на свое место и склонился над гримуаром.

— Это легко сделать?

Хендри вгляделся в рецепт.

Алистер склонился над ним, чтобы прикрыть его.

— Конечно, — ответил он. Ему не хотелось признавать это, но он не был силен в заклинаниях или проклятиях. В настоящее время он гадал, сколько магии использовать. Чем выше класс заклинания, тем больше магии оно требует и тем меньше колец смогут хранить ее. У Чумы Винодела должно быть три или четыре заряда, прежде чем она закончится.

— Почему бы ей не сделать это самой?

— Это всего лишь проверка. Что-то вроде испытания, — ответил Алистер. — И я продолжаю терпеть неудачу.

— Ал, стандарт, на котором она тебя держит выше, чем у любого другого чемпиона. Ты можешь произносить заклинания на уровне, которого большинство людей никогда не достигнет за всю свою жизнь. Ты доказал, что способен на большее.

— Если бы этого было достаточно, она бы перестала испытывать меня.

— Она давит на тебя только потому что…

Хендри закусил губу.

Алистер усмехнулся. Его брат собирался сказать: «Потому что она любит тебя». Но Алистер прекрасно знал, что его бабушка не любила его. Для нее он был чемпионом задолго до того, как стал внуком.

Это имело смысл для Алистера, в печальном, практическом смысле. Может быть, другие семьи действовали по-другому, но они тоже готовили своих чемпионов к смерти. Потому что, если бы они никого не выбрали, случайный член их семьи все равно умер бы. По крайней мере, его бабушка не притворялась, что он был для нее чем-то иным, кроме пользы.

— Я знаю, знаю. Семья превыше всего, — пробормотал Алистер. Братья приняли свой семейный девиз близко к сердцу… по крайней мере, когда дело касалось друг друга.

— Ты боишься? — тихо спросил Хендри, тот же самый вопрос, который он задал Алистеру на прошлой неделе в «Сороке».

— Нет.

Но это было не совсем так. Когда растёшь, воспитанный на кошмарных сказках на ночь, когда члены твоей семьи крадутся по коридорам дома, предупреждая тебя о смерти, когда ты проводишь ночи, лежа без сна и глядя на звезды, ожидая, когда луна загорится багровым, не было ни одного момента, когда бы ты не боялся.

— Если бы умирать было так ужасно, никто бы не умирал, — пошутил Хендри, улыбаясь своей обычной солнечной улыбкой.