Все мы злодеи
Шрифт:
Какое он имел право грустить?
— Знаешь, в моем исследовании, — сказал Гэвин, не в силах сдержать язвительность в своем голосе, — я видел, что Лоуи обычно претендует на Замок. Но ты даже не попытался.
Бриони что-то говорила о закономерностях. Гэвин согласился с ней; чемпионы из определенных семей действительно тяготели к определенным Реликвиям и Ориентирам. Но он тщательно изучил историю этих семей. Если бы существовал способ снять это проклятие, он бы уже увидел намек на это.
— Мне не нужен крутой ориентир, чтобы люди знали, что я
— Моя семья на самом деле не рассказывает историй. У нас нет ни одной достойной.
Эти слова резко разнеслись по комнате. Гэвин не хотел быть таким честным, но когда он посмотрел на Алистера, его лоб был нахмурен в раздумье.
Гэвин был непостижимо благодарен за это. С ненавистью или недоверием он мог смириться.
Жалость была бы невыносима.
— Моя мама рассказывала мне сказку на ночь о подменышах, — хрипло сказал Алистер. — Они меняли человеческого ребенка на одного из своих. Ребенок был почти человеком, но не совсем. Они были более опасны. Более дикими. Странники. А потом, в один прекрасный день, монстры вернутся, чтобы забрать своих, чтобы привести их в свои пещеры под землей.
Алистер менялся, когда рассказывал истории. Его голос приобрел благоговейный, нетерпеливый оттенок, а лицо больше походило на мальчишеское, с задумчивыми глазами и кривой, нежной улыбкой на губах. Не имело значения, что слова, которые он произносил, были пугающими — Гэвин мог бы слушать, как он так говорит, часами.
— А как насчет человеческого ребенка? — спросил Гэвин, стараясь не показывать своего восхищения. — Что с ними случилось?
Алистер мерзко улыбнулся. — Подменыш перерезает им горло и наслаждается всей магией внутри.
— Что это за сказка на ночь?
Гэвин вздрогнул, думая о сделке, которую он заключил, о том, как он искалечил магию своего собственного тела.
— Не у всех сказок на ночь счастливый конец.
— Но твоя семья — победители. Разве у всех ваших историй не должен быть счастливый конец?
— Лоуи побеждают, потому что они монстры, — с горечью сказал Алистер, превращая сырую магию в заклинание. — И мы очень хорошо играем свои роли. Мы знаем, кем мы должны быть.
Мальчик рядом с ним был совсем не тем, кого ожидал Гэвин, не угрозой, которая чуть не убила пожилого заклинателя, не дерзким чемпионом из Сороки. Он пытался напомнить себе, что Алистер всегда будет Лоу, и Гэвин не мог позволить себе чувствовать к нему ничего, кроме ненависти. Не тогда, когда было слишком легко задаться вопросом, была ли это вообще когда-либо ненависть.
— Нет, это выбор быть монстром.
Слова прозвучали резче, чем Гэвин намеревался. — Ты мог бы заставить город есть у тебя из рук, если бы захотел. Твоя семья решила заставить их бояться тебя. Хотел бы я, чтобы у меня был такой выбор.
— У меня меньше выбора, чем ты думаешь, — сказал Алистер тихо, опасно. — И твоя семья выбрала свою репутацию. Они решили
Гэвин ощетинился. — Я — это не моя семья. И я не сдался.
— Я заметил.
Алистер оценивающе посмотрел на него.
Гэвин почувствовал прилив гордости, затем прилив раздражения из-за того, что хотел получить одобрение Алистера. Ему нравилось думать, что он хорошо умеет быть один или, по крайней мере, привык к этому. Но один разговор со своим предполагаемым смертельным врагом — и его бдительность уже ослабла. Неужели он действительно так отчаянно нуждался в подтверждении?
Или это было просто потому, что это внимание исходило от Алистера Лоу?
Гэвин попытался представить себя стоящим над телом Алистера, наблюдающим, как жизнь покидает его глаза. Пытался поверить, что это было то, чего он хотел. Но когда он сидел здесь, рядом с медовухой, которую отказался пить, он не мог избежать вновь обретенного знания о том, что Алистер был скорее мальчиком, чем монстром, несмотря на то, как сильно они оба притворялись иначе.
35. Алистер Лоу
Согласно древним суевериям, тело чемпиона всегда хоронят лицом вниз. Если они попытаются выбраться из своих могил, чтобы отомстить, они только глубже закопаются в землю.
Традиция трагедии
Алистер разрывался между двумя мучительными вариантами: лечь спать или продолжать пить. Изобель с Бриони куда-то исчезли — более чем вероятно, они заснули. Он все еще был удивлен, что Изобель согласилась потакать фантазиям Бриони об окончании турнира. Это было на нее не похоже, но он не знал историю девочек.
«Фантазии» казались подходящим словом для этого. Когда их предки придумали проклятие турнира, они не планировали, что оно будет снято.
Тем не менее, глупая, бесполезная надежда горела в его животе. Он надеялся, что алкоголь заглушит это — надежду и все остальные сожаления, которые он испытывал. Вместо этого все это горело в два раза сильнее.
Грив сидел рядом с ним, все еще ужасающе трезвый. Весь вечер он бросал на Алистера серьезные взгляды, склонившись над своей доской заклинаний, как будто беспокоился, что Алистер может убить его… или как будто он сам замышлял убить Алистера.
Алистер хотел бы посмотреть, как он попытается.
Он потянулся к бутылке Грива и выразительно потряс ею.
— Что ты делаешь? — спросил Грив.
— Я принял решение, — заявил Алистер. — Я собираюсь напоить тебя.
Грив ухмыльнулся. — Я бы хотел посмотреть, как ты пытаешься.
Алистер нахмурился, услышав эхо своих мыслей. Его взгляд скользнул вниз, к запястью, в поисках каких-либо следов Предсказывающего Поцелуя, но ничего не нашел. Он и Грив были просто одинаково воинственны.