Все пропьем, но флот не опозорим, или Не носил бы я погоны, если б не было смешно
Шрифт:
Горшок, как было известно, к проверке гальюнов питал особую страсть.
Вот и посетил носовой. Зашел, повел носом, принюхался, засомневался.
И говорит:
– Все понятно. Тут у вас две недели драили, никого не пускали…
Сироткин неуверенно:
– Никак нет, товарищ адмирал флота Советского Союза… Ежедневно пользуемся…
Горшков самоуверенно:
– Ты мне, друг, не свисти… Что я, на кораблях не служил?
И ногой по дверце кабинки. Та открывается, и… перед изумленным главкомом… в позе орла доблестный наш морячок. Не вытерпел, видно.
– Да, –
Юра Ганин
Утро для помощника командира гидрографического судна «Редуктор» Юры Ганина началось обычно. Быстро ополоснув небритую физиономию, Юра выгнал моряков на физзарядку.
Когда моряки уже пробежали законные свои пару кругов вокруг заводских корпусов («Редуктор» ремонтировал главный двигатель), старший лейтенант Ганин соизволил выбраться на палубу. Морячки под командой боцмана уже перешли к выполнению гимнастического комплекса № 1.
Почесывая волосатую грудь, помощник лениво наблюдал за происходящим.
Как и личный состав гидрографа, Юра ждал завтрака – единственного отрадного момента за все утро. Спать уже не хотелось, но и проявлять излишнее служебное рвение особого желания не было. Посему Юра снисходительно отнесся к тому факту, что кое-кто из годков [49] выбежал на физзарядку не в тяжеленных гадах [50] , а в кроссовках и даже тапочках.
Словом, у Юры было неплохое настроение. И не надо было его портить…
49
Годок – матрос, отслуживший два с половиной года (в советское время). Поэтому на флоте нет пехотной дедовщины, на флоте есть только годковщина.
50
Гады – рабочие матросские ботинки. Как писал Виктор Конецкий, «морские «гады» носятся не с портянками, как сапоги в презренной пехоте, а с носками».
А ведь «спортили песню». И не кто-нибудь, а начальник ОУС (отдела устройства службы) Балтийской базы. Некий капитан 2 ранга, надумавший проверить порядок на кораблях, стоящих в заводском ремонте. Этот капдва подошел к борту «Редуктора» как раз в тот момент, когда время зарядки было на исходе.
Морячки уже потопали по сходне на борт судна, когда раздался начальственный голос оусовца:
– Кто старший на этом корабле?
Юра глянул на стоящего на стенке офицера.
– Ну, я.
– Что значит – я?! – взвился капдва. – Вы что, товарищ старший лейтенант, представляться не умеете?
Тут надо заметить, что по особому статусу кораблей радиотехнической разведки на их борт из начальников военно-морской базы имел право подниматься только ее командир. Так что разговор велся, как говорится, через леера [51] . Спуститься на стенку Юра, конечно же, не счел возможным.
– А ты кто такой? – задал он встречный вопрос.
Капдва,
51
Леер – туго натянутый трос, предохраняющий от падения людей за борт.
– Я-то? Я – начальник ОУС базы!
– Ну и пошел ты в жопу!
После чего с чувством исполненного долга Юра отправился в кают-компанию.
По пути заскочил в рубку дежурного и набрал номер оперативного базы:
– Докладывает старший лейтенант Ганин, помощник командира гидрографического судна «Редуктор». Товарищ капитан 1 ранга! Тут на корабль какой-то пьяный капитан 2 ранга пытался прорваться…
Вечером Юру вызвал к себе командир базы. Вице-адмирал Касымбеков.
В кабинете адмирала сидели все тот же оусовец и начпо базы.
– Ганин, – начал адмирал, – вы это что себе позволяете? Как вы могли оскорбить старшего офицера?
Юра широко раскрыл глаза:
– Я? Оскорбил? Старшего офицера?
Оусовец вздрогнул:
– Вы хотите сказать, что ничего не было?
– Так что, товарищ капитан 2 ранга, я вас куда-то послал?
– Да…
– А кто-нибудь слышал?
– Нет.
Юра повернулся к Касымбекову и развел руками:
– Вот видите…
Родственные души
Мичман Витя Лапшин с ПКЗ-49 (плавказармы) больше всего на свете любил шило и свой велосипед. Шило он потреблял, а велик холил и лелеял.
Дабы любимое средство передвижения не угнали, под сиденье Витя установил взрывпакет. Присобачил к нему детонатор электрический, а провод вывел к динамику, что на переднем колесе устанавливается. И с чистой совестью оставлял велик на палубе ПКЗ. Мол, если кто и уедет, то недалеко. И без, простите, яиц.
Все друзья-мичмана об этом знали. И по давней флотской традиции решили пошутить.
Когда Витя собрался отъехать на обед и уже отсоединил динамик от колеса, его, как говорится, заболтали и втихаря опять динамик к колесу подключили.
В общем, отъехал Витя пяток метров и доехал до… гарнизонного госпиталя. Яйца, правда, простите за интимную подробность, остались целы, а задницу обожгло прилично. И потому лежал он в хирургии, в палате, на животе.
Комдив подплава капраз Науменко по кличке Чапай, прозванный так за привычку рубить сплеча, не особенно вникая в суть дела, устроил мичманам разнос. Построил их, родимых, и вдул по первое число.
Орал:
– Кретины! Ну и шутки у вас, идиоты! Это же додуматься надо – подорвать живого человека, уложить мичмана на госпитальную койку!
И т. д. и т. п.
Раздав каждой твари по паре выговоров, Чапай со спокойной совестью отправился домой.
Заметим для полноты картинки, что днем ранее комдив принес домой так называемую регенерацию – очень едкую химическую штуку, используемую на лодках для получения кислорода. Регенерация эта, между прочим, вещь опасная. Взрывается, как динамит. Но не сама по себе, а растворенная в воде. Зато прекрасно чистит унитаз.