Все пропьем, но флот не опозорим, или Не носил бы я погоны, если б не было смешно
Шрифт:
– Мех, мы еще за твое последнее безумие в кабаке не отмылись, – отреагировал командир, – я уже не говорю про самовыражение твоих маслопупов [29] .
Вскоре в Рижском заливе ливийский экипаж под командованием капитана Муфтаха принимал у нас тральное [30] оборудование. В нарезанном нам районе поставили трал, вышвырнули за борт буи-отводители [31] и дали положенные при тральной постановке четыре узла.
29
Маслопуп –
30
Тральное оборудование – специальное оборудование, позволяющее различными способами ловить или уничтожать мины.
31
Буй-отводитель – буй, предназначенный для разведения трала до нужного для траления угла.
Ливийский командир БЧ-3 (минно-торпедной боевой части) лейтенант Имраджа лениво поднялся на мостик, взял у нашего штурмана секстан [32] и замерил угол, на который разошлись отводители. По инструкции должно было получиться 17 с чем-то градусов.
Не получалось. Что-то там у наших работяг заклинило, что-то они там недоделали. Трал, хоть убей, не шел. По крайней мере не шел так, как ему положено.
– Работайте, – сказал Имраджа и пошел дрыхнуть. В нашу со штурманом каюту.
32
Секстан – навигационный измерительный инструмент. Смазать секстан – налить штурману стопарик, чтобы все замерил правильно. К сексу секстан никакого отношения не имеет.
Через минуту на ГКП (главный командный пункт) влетел ответственный сдатчик Средне-Невского судостроительного завода Олег Константинович и рухнул в ноги штурманцу:
– Штурман, кровь из носу, надо сдать трал. Именно сегодня. Потом отремонтируем. А иначе премия горит синим пламенем. Пролетим, как фанера над Парижем.
– Я не волшебник, – скромно заметил штурман, – хотя кое-что сделать можно. Только секстан что-то заедает…
– Смажем, не волнуйся, Сан Саныч, – сориентировался сдатчик.
И стремглав бросился вниз.
Через пару минут он вновь появился в рубке [33] . Но уже не один. А с бутылкой армянского коньяка.
Командир дал добро спуститься вниз:
– Штурман, я тебя знаю, иди, но только вместе с замом.
В каюте мы с Шурой достали баночку маринованных маслят, пару горбушек хлеба, несколько вилок и импровизированные рюмки, роль которых играли медицинские банки. Те, которые на спину ставят при простуде и прочих напастях. А потом разбудили Имраджу.
33
Рубка – закрытое сооружение на главной палубе.
Коньячок дитя ливийской пустыни уважал. Сунули мы ему в руки баночку, налили туда коньячку с верхом и в другую руку – вилку с натыкнутым на нее масленком. В баночку, кстати, граммов чуть ли не 100 входит.
Ливийцы – не мы, они такими дозами пить не могут.
Посмотрел друг Имраджа на баночку, перевел взгляд на невиданный им доселе масленок – на вид склизкий и противный, вздохнул глубоко и хлопнул коньячок залпом. А масленок мы ему в рот чуть ли не силком запихали.
Прошел коньячок по пищеводу, обжег слегонца нежные минерские кишочки, да тут сверху свалился грибочек, смазал внутренности бархатисто, ласково… И вся эта блаженная гамма приятственных чувств так явственно отразилась на физиономии нашего ливийского друга, что мы сразу поняли – трал будет принят.
И верно. Через час с небольшим Имраджа подписал приемочный акт. Ему для этого даже секстан брать в руки не пришлось. Потому что подняться на ГКП он все равно не смог бы.
А трал заводчане потом отремонтировали – ясен перец.
Через пару недель отношения с ливийскими товарищами неожиданно испортились. Сначала капитан Муфтах, когда тральщик уже вышел в море, потребовал вернуться в базу.
Аргументы удивили:
– Ваш переводчик неправильно меня переводит.
Капитан Коля Крапивка, опытный арабист, был возмущен. До такой степени, что, дежуря вечером по учебному центру, где проживали иностранные экипажи, обнаружил перелезающих через забор двух девиц легкого поведения. Расследование выявило, что направлялись они именно к господину Муфтаху, о чем и был составлен соответствующий протокол. До ливийского кэпа девицы, естественно, не дошли. Только до ближайшего отделения милиции.
На Муфтаха утром без слез глядеть было невозможно. Но он не сдался.
Обнаружив на борту пару наших морячков, дрыхнущих на койках (на что те имели полное право как свободные от вахты), Муфтах поднял страшный шум. Вызвал старшего на борту, командира нашего дивизиона тральщиков Васю Красикова по прозвищу Рыба (за вечно выпученные в гневе глаза): мол, что за безобразие, мы вам, русским, платим валютой за наше обучение, а ваши моряки спят.
Хорошо, сказал комдив, все спящие будут строго наказаны.
Никого, конечно, не наказали.
Но на очередном выходе в море Вася вызвал старпома:
– Пройти по всем кубрикам и боевым постам, переписать всех спящих ливийцев.
Через полчаса список провинившихся, вполне приличный, особенно с учетом небольшой качки, был у Васи.
– Крапивка, – говорит комдив переводчику, – объясни этому нерусскому флотоводцу, что мы такой бардак терпеть не намерены. Мы тратим моторесурс, соляру, блюем тут – почем зря (это не переводи), чтобы учить флотской жизни этих дятлов (это тоже помягче как-то скажи), а они спят. Это просто бардак.
На следующий день выход в море был сорван. В назначенный срок автобус с ливийским экипажем не появился у причала, где стоял «Марсовый».
Как выяснилось, все провинившиеся матросы ливийского экипажа были наказаны. Ударами палками по пяткам. Как гласит «Зеленая книга», «мужчина – тоже человек. Это бесспорная и несомненная истина». А раз истина – то по пяткам. И если бы только по пяткам.
На Новый год два ливийских экипажа, проживающих в гостинице учебного центра, подняли бунт. Из-за того, что на каникулы на родину не отправили. По какой причине, до сих пор неизвестно.