Все случилось летом
Шрифт:
Метрах в пятидесяти через улицу метнулась серая тень. Три автомата залаяли разом. Беглец качнулся и повалился ничком, а немцы, громыхая сапожищами, кинулись дальше.
Осторожно пробираясь в дымных сумерках, Стабулнек добрался до перевязочного пункта, расположившегося в домоуправлении большого дома. При свете карбидной лампы он, как в тумане, разглядел женщину в белом и еще каких-то людей, неизвестно откуда приходивших, неведомо куда уходивших. Его усадили на стул у застеленного простыней стола, заставленного металлическими коробками с инструментами, склянками, бинтами и марлей. На лице женщины, смотревшей его рану, отразился ужас.
— А это что за птица?
Врач поднял и тут же опустил глаза.
— Какой-то паренек. Говорит, дом обвалился, деревяшкой по голове угораздило. Чудом жив остался.
— Записывайте всех, кому оказываете помощь! Как звать, где живет… Понятно?
— Как товарищу будет угодно.
— Мерзкая твоя рожа! — Простуженный голос задыхался от злости. — Я покажу тебе такого товарища, зубов не перечтешь.
Врач еще ниже опустил голову.
— Не знаю, о чем вы говорите. Я не привык к таким речам.
— Самое время привыкнуть!
Незнакомец отошел. Кравец, закончив перевязку, проводил Стабулнека до дверей.
— До рассвета ты должен исчезнуть, — проговорил он тихо, убедившись, что никто не слышит. — Днем такое начнется… Слышишь?
— Я должен вернуться.
— Глупый, упрямый мальчишка!
— Я должен, я не могу иначе. Не могу…
И он отправился обратно тем же путем. Его задерживали вооруженные патрули, но при виде свежих бинтов пропускали, решив, что парень уже где-то прошел проверку и нет нужды на него тратить время. Добравшись до горящего дома, наполовину обвалившегося, он впервые в эту ночь растерялся и не знал, что делать.
— Ласма, где ты? Ласма, отзовись! — выкрикивал он в отчаянии, сам понимая, что никто его не услышит.
И все равно Ласму надо найти. А может, она погибла? Погибла… Стабулнек склонился над телом, лежавшим посреди улицы, там, где недавно строчил пулемет, — и узнал моряка. Но пулемета не было, его кто-то унес. В другом неподвижном скрюченном теле у тротуара он опознал латыша. Винтовку его тоже кто-то подобрал. Страх разрастался, юноша отступал дальше и увидал третьего мертвеца: тот сидел, как живой, свесив на грудь голову, спиной прислонившись к столбу, у ног чернела скатившаяся каска. Стабулнек притронулся к плечу, и тело, лишившись опоры, скользнуло на мостовую. Лейтенант…
Неужели здесь никого не осталось в живых? Он обежал всех по очереди, своих и врагов, лежавших на земле, но той, кого искал, не нашел.
А вдруг Ласма в подвале? Может, и сейчас она там?
Входная дверь рухнула, на том месте алела груда углей. Он вспомнил про окно в конце коридора, окно, откуда они наблюдали за отсветами пожаров. Сначала пришлось перелезть через забор. Во дворе он подобрал какую-то жердь, ею выбил стекла, потом выломал раму. Сразу подул сквозняк, и вместе с ним из погреба потянуло дымом. В темной глубине плясали языки пламени. Стабулнек спустился в этот кромешный ад и, задыхаясь в дыму, нащупал распростертое тело Ласмы. Все дальнейшее было похоже на кошмарный сон с редкими проблесками сознания, а когда Стабулнек наконец пришел в себя, он обнаружил, что вытащил девушку из подвала, отнес ее в сторону от горящих развалин и уложил под кустами смородины. Она же, безмолвная, тихая, пребывала в том зловещем покое, в каком он только что видел валявшихся
Может, обморок? Потеряла сознание? Он ухватился за эту утлую надежду. Ласму нужно отнести к доктору Кравецу, он добрый, он свой, он сделает все, чтобы спасти ее. Но силы были на исходе, он понял, что не донесет. И тогда, оставив Ласму в саду, Стабулнек бросился опять на перевязочный пункт.
Двое санитаров, захватив носилки, согласились пойти с ним. Дорога туда и обратно казалась мучительно длинной. Он и сам не понимал, что пытался втолковать санитарам, только все время их поторапливал, а потом, ослепленный ярким светом, вконец обессиленный, стоял, прижавшись к дверному косяку, с ужасом, с надеждой дожидаясь приговора доктора. Тот пощупал пульс девушки, заглянул в глаза и, отвернувшись, сказал:
— Мертвых сюда не вносите. Складывайте во дворе.
Санитары исполнили приказание. Девушку уложили под забором. Седьмой по счету. По ту сторону забора рос жасминовый куст, все вокруг было усыпано белыми лепестками.
— Она кем тебе доводилась? — спросил санитар. — Сестра? Невеста?
Не дождавшись ответа, вздохнул и ушел.
Во двор вышел доктор Кравец, у него были длинные руки, сутулая спина, голова втянута в плечи, и потому казалось, доктор Кравец постоянно ждет удара. Подойдя к Стабулнеку, он сказал:
— Смотри, уже светает… Чего ты ждешь? Или жить надоело?
Стабулнек смотрел на доктора, будто спросонья. Во взгляде была пустота, скорей даже бездонная пропасть, и доктор Кравец, не выдержав, отвернулся.
— Запомни, самое позднее, к вечеру тебе надо сделать перевязку. Бревно, э-э, которое свалилось на голову, задело кость. Надо вынуть осколки.
Стабулнек молчал.
— И выброси из карманов все, что там есть, — продолжал Кравец, снова входя в роль школьного врача. — Слышишь? Сию же минуту выброси.
— Не имею права, — сдавленным голосом ответил юноша, с трудом шевеля губами. Он неторопливо вынул обоймы с патронами, подбросил их на ладони и сунул обратно в карман. — Я должен раздобыть винтовку. Патроны еще пригодятся. А правда, светает… Ну, я пойду. Спасибо вам, доктор Кравец.
Он зашагал, ступая не очень уверенно, в окровавленной разодранной одежде, с грязной повязкой на голове. Он шел на окраину, туда, где город опоясывали форты, в былые времена оберегавшие его от неприятеля. Накануне там проходили ожесточенные бои, и он надеялся в тех местах подобрать винтовку. Узкие, поросшие травой улочки ласково приглушали шаги упрямца. С садов, и полей тянуло утренней свежестью. Казалось, укрывшиеся в зелени домики еще спят, и только задетая неосторожной рукой занавеска, мелькнувшая в слуховом окне тень говорили о том, что окраина не дремлет, чутко прислушивается к шагам необычного прохожего.
За городом, у земляного вала, соединявшего форты, Стабулнек расслышал тихий голос, доносившийся будто из подземелья. За вереницей древних лип на вытоптанном поле он увидел сидящую девушку. Она была не одна. На коленях у нее покоилась голова того, кто лежал на траве, завернутый в чистые простыни. Лицо его было желто, с голубыми тенями. И женщина уголком платка вычищала ему набившийся в глаза песок. Как ни в чем не бывало, она продолжала свое занятие, даже не посмотрев на подошедшего.
— Сын, ты что тут делаешь?