Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв
Шрифт:
Многое из истории города произошло именно здесь, в Сити-холл, еще в те старые, но не очень добрые деньки, прежде чем наступили перемены.
В стенах этого громадного, блочного и квадратного здания Джон Колин, Серые Волки и другие им подобные новоиспеченные магнаты в шляпах и фраках в задних курительных комнатах, с помощью бесчестной системы голосования распродавали город квартал за кварталом.
Пожалуй, самым честным из этой компании был Аль Браун, также известный как Аль Капоне, который работал посредством двух «товаров» — денег и пуль, чтобы закрепить только за собой распространение третьего —
Однако эти колоритные деньки миновали, и сейчас Сити-холл, подобно опытной седой проститутке на заслуженном отдыхе, ожидал, что в этом неспокойном месте наконец установится относительный закон и порядок.
Джон Дж. Мэлони отлично знал этот городской Сити-холл. Он чувствовал себя как дома в его коридорах с высоченными потолками в кабинетах. Он знал месторасположение многих шкафов с секретными бумагами, и когда требовали обстоятельства, что иногда случалось, то он пользовался этой информацией, запираясь на два оборота ключа. Однако он всегда следовал законам доброго спортивного состязания и был таким образом неохотно, но уважаем.
Когда он вошел в свой офис, Мэгги с деловым видом печатала, и на ее некрасивом лице было написано осуждение. Джон Дж. Мэлони всегда ощущал, что Мэгги занималась не своим делом. Ей бы выйти замуж и жить в миленьком домике с мужем и кучей ребятишек, о которых она бы заботилась.
Но ни разу в жизни Мэлони не напивался до такой степени, чтобы посоветовать ей сделать именно так. Он был не настолько глуп, чтобы лишиться отличной секретарши, вложив ей в голову эту замечательную идею.
— Это — миссис Мэссей, — сказала Мэгги. — Она желает что-то обсудить с вами.
Посетительница была неопределенного возраста — из той породы бедствующих бесхарактерных женщин, которые тихо занимаются своим незначительным делом, принимая на себя удары судьбы как что-то само собой разумеющееся, причем делают это с флегматично-бесстрастным терпением. Она носила бесформенное серое платье и шаль поверх седой головы; на ногах были туфли, серые от городской пыли. «Наверное, уборщица», — подумал Мэлони, хотя профессия клиентов его мало волновала. Не потому ли он неохотно защищал малоимущих. Они как бы являлись причиной его бедности, и все же большая часть его самых энергичных усилий была направлена на интересы бедняков. Как было приятно хотя бы раз в виде исключения обнаружить у себя в офисе жительницу берегового района, увешанную драгоценными камнями и золотом.
Мэлони улыбнулся миссис Мэссей и обратился к Мэгги:
— Мне надо позвонить. Дайте мне десять минут, — и удалился в свой кабинет.
Усевшись за письменный стол, он позвонил и попросил Джека Джустуса.
Джек, как всегда, был естественно небрежным:
— Привет, Мэлони. Как дела?
— Кое-как справляюсь. А у тебя?
— Прекрасно, прекрасно.
— Как Элен?
— Прекрасно, прекрасно.
— Значит, у вас все прекрасно?
— Разумеется, — приветливо проговорил Джек. — И какого черта ты звонишь?
— Да так… Просто интересно.
— Интересно — что?
Любопытство Джека раздражало Мэлони. Это адвокат должен задавать вопросы. Однако здесь не суд, где судья может приказать свидетелям заткнуться. А осведомленность Мэлони о том, что Элен собиралась купить Джеку на день рождения ружье —
— Это может прозвучать глупо, но я видел сон.
— И что же ты там видел?
— Мне приснились ты и Элен. Она разгуливала по улице с прозрачными как стекло глазами.
— Сон про прозрачные как стекло глаза?!
— Угу.
— А чем занимался я?
— Тебя там не было.
— Но ты же сказал, что видел сон про меня и Элен. Теперь ты утверждаешь, что меня там не было.
— Господи Боже! Это ведь был всего лишь сон!
— Тогда чего ты так взволновался?
— Черт возьми! Я совершенно не волнуюсь.
Наступила пауза, во время которой Джек, очевидно, пытался объективно оценить ситуацию. Наконец он вынес свой вердикт:
— Ты явно взволнован. Не знаю, может быть, ты один из тех МЕЧТАТЕЛЕЙ, которые верят в сны.
Мэлони не был мечтателем, однако почувствовал, что попал в такое положение, что обязан защитить людей, верящих в сны.
— Просто о снах написано чертовски много книг.
— Ты их читал?
В вопросах Джека не было ничего враждебного. Похоже, он проявлял живой интерес к феномену, что непробиваемый Джон Мэлони вдруг начал верить в сны.
— Послушай! — взорвался Мэлони. — Я позвонил и задал вежливый вопрос. Я что, не могу получить вежливый ответ?
— О’кей, о’кей. Мы с Элен живем прекрасно.
— Она была сегодня неподалеку от клуба?
— Нет. Мне кажется, она должна была встретиться с подругой, неожиданно прилетевшей из Нью-Йорка. Какая-то баба — страшно умная и интеллигентная. Наверное, она уже здесь.
— Что ж, передай Элен мой привет.
— Конечно. А как же насчет меня? Ты же меня тоже любишь?
— О, заткнись! — гаркнул Мэлони и с треском положил трубку.
Он сидел и обдумывал ситуацию. Ясно, что если в поведении Элен не было ничего странного — а безусловно, все так и казалось, — то Джек ничего не знал. Мэлони вспомнил ту фамилию со всеми этими научными званиями на табличке. Этот парень был доктором медицины, но имел и множество других степеней, а медики редко выставляют напоказ свои степени после имени. Поэтому было ясно, что этот деятель из тех прохиндеев, которые называют себя психоаналитиками. Некоторое время назад в Чикаго вошли в моду психиатры. Вот тогда-то и развелось множество шарлатанов. «Несомненно, — думал Мэлони, — что в этой области работают и порядочные люди». Но его больше интересовали шарлатаны. Есть ли какая-нибудь причина подозревать человека, в кабинете которого сегодня скрылась Элен? Ничего подозрительного, кроме этих проклятых научных званий. Они выдавали с головой этого важного самодовольного сукиного сына.
Мэлони поразмышлял еще некоторое время, а затем подошел к двери и произнес:
— Прошу вас, войдите, миссис Мэссей.
3
— Он — хороший мальчик, — сказала миссис Мэссей. — Он этого не совершал.
Мэлони выразительно пожал плечами. Они все — хорошие мальчики. Ни одна мать никогда не говорила Мэлони о своих детях плохо. Ни один из них не совершал того, в чем их обвиняли. Копы же всегда представлялись слепыми ублюдками, которые спят и видят, кого бы упрятать в тюрьму.