Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв

Хаймз Честер

Его нестриженные черные волосы все еще были гладкими, но ноздри побелели в углах. Он посмотрел на Лейлу черными глазами, как бы покрытыми блестящей эмалью, что придавало его взгляду сходство со змеиным.

— Кто она? — спросил он безо всякого интереса.

— Не знаю, она открыла дверь своим ключом и вошла.

— Я Лейла Холмс, — прохрипела она голосом, который звучал так, словно ее язык прилип к зубам.

— Касперова шлюха, — сказал белый мужчина, вставая на ноги. — Подержи ее, я ее заколю.

Лейла теснее прижалась к своему

стражу в поисках защиты.

— Ты ведь не позволишь этому ублюдку-южанину причинить мне вред, — умоляла она слабым, прерывающимся от ужаса голосом.

И внезапно ситуация изменилась.

Черный сторож отодвинул ее в сторону и вытащил свой автоматический пистолет 38-го калибра. Он не навел его на белого мужчину, но показал ему оружие.

— Я не позволю, — пробормотал он.

Белый мужчина посмотрел на него безо всякого выражения.

— Иди обратно и продолжай сторожить, — приказал он.

— Дверь закрыта, — сказал сторож.

— Все равно возвращайся.

Но страж не тронулся с места.

— Что ты собираешься с ней сделать?

— Убить ее, черт возьми, что же еще, ты думаешь, — сказал белый мужчина. — Ты думаешь, я собираюсь оставить ее в живых, чтобы она послала меня на электрический стул?

— Мы можем использовать ее, чтобы заставить его говорить.

— Ты думаешь, он заговорит, чтобы спасти эту шлюху?

Лейла находилась в дюйме от перегородки, разделяющей две комнаты, и теперь она начала медленно двигаться вперед к внутреннему окну.

— Не позволяй ему убить меня, — умоляла она голосом маленькой девочки, чтобы отвлечь их внимание.

Ее рот был открыт, кончик языка скользил по сухим губам, оставляя красную блестящую полоску. Она выпятила груди вперед, и ее тело покачивалось так, словно ее тазовый пояс был на подшипниках. Она изо всех сил изображала любовную страсть перед мужчиной своей расы, но ее карие глаза оставались темными омутами ужаса.

Белый мужчина повернулся спиной к стражу и направился к ней с ножом, приготовленным для замаха.

Второй цветной сообщник сказал:

— Подожди-ка, он собирается выстрелить в тебя.

Белый мужчина остановился, но продолжал стоять лицом к Лейле, не оборачиваясь.

— Что это случилось с вами, ниггерами? — сказал он. — Сука должна умолкнуть, а мы не собираемся провалять здесь дурака всю ночь напролет.

Слово «ниггер» взбесило черного бандита. Если раньше их ссорила женщина, то теперь разделяла раса. Ни один из цветных сообщников не двинулся и не сказал ни слова.

Внизу, в «Париж-баре» кто-то опустил монету в музыкальный автомат, и медленный гипнотический мотив старой пластинки под названием «Последний блюз» неясно донесся до них через пол.

Второй цветной сообщник решил действовать как примиритель.

— Вы двое не должны ссориться из-за женщины, — сказал он. — Учтите это.

— Что учесть? — спросил белый мужчина. Его широкие покатые плечи под поношенным голубым пальто, казалось, застыли в неподвижности.

Передвигаясь

дюйм за дюймом, Лейла играла со своим стражем глазами, которые обещали ему тысячи ночей яростной любви. Всю свою жизнь Лейла изображала любовную страсть для удовольствия, но сейчас она разыгрывала ее для спасения своей жизни, а это далеко не одно и то же; она ощущала, что сейчас в ней чувственности не больше, чем в вареной телячьей ноге. Но от этого зависело все, и она с усилием шептала онемевшими дрожащими губами:

— Пожалуйста, не давай ему убивать меня, я прошу тебя. Я дам тебе деньги — столько денег, сколько ты захочешь. Я буду для тебя столькими женщинами, каких ты только сможешь придумать, только не позволяй ему…

— Заткнись, шлюха, — сказал белый мужчина.

— Пусть скажет все до конца, — пробормотал сторож. Его трясло от вожделения, как от электрического тока, наполовину спутав его мысли и заставив его живот опуститься куда-то вниз, в пах.

— Мы и так уже слишком много болтаем, — сказал белый мужчина, придвигаясь ближе к Лейле и поднимая нож.

Лейла прижала руку ко рту, но не издала ни звука.

Сторож шагнул вперед и ткнул стволом в поясницу белому мужчине, а затем отодвинул его на несколько дюймов назад, чтобы оружие могло «дышать», так как автоматическому пистолету для выстрела необходим воздух.

Белый мужчина принял сигнал. Он застыл с поднятой рукой.

— Ты ведь не собираешься стрелять в меня, — сказал он. Его голос звучал угрожающе, как предупреждение гремучей змеи.

— Только не причини ей вреда и все, — сказал сторож тоном, звучащим столь же угрожающе.

Второй цветной сообщник вытащил собственный специальный полицейский револьвер 38-го калибра и держал его в левой руке, опустив стволом вниз.

— Это начинает мне надоедать, — сказал он. — Мне лично с этого дела причитается пятнадцать грандов, и если мы хотим взять свои деньги, то нам всем надо пошевелиться.

— Мокрая курица, — прошептала Лейла, не сводя глаз со сторожа.

Пот выступил на ее лбу и верхней губе, вена на левой стороне ее шеи судорожно билась. Она дышала так, словно не могла набрать достаточно воздуха для вдоха, ее грудь под пуловером из джерси и шелка поднималась и опускалась как мехи. Она изображала из себя самую чувственную женщину, какая только может быть на свете, но все, чего ей хотелось — это добраться до окна, а оно, казалось, было за десять тысяч миль от нее.

Незаметно для сторожа белый мужчина перевернул нож в руке и взялся за его острие.

— Эта сука готова завизжать в любую минуту, — сказал он.

Сторож предложил:

— Я отдам тебе за нее мою долю.

Лейла ближе придвинулась к окну.

— Ты не проиграешь, — пообещала она.

Никто не сказал ни слова. В наступившей тишине снизу донесся медленный гипнотический мотив, бесконечно повторяющийся снова и снова.

— Идет, — сказал белый мужчина. — А теперь возвращайся к двери.