Всеблагое электричество
Шрифт:
— Старший инспектор, вы имеете обыкновение задавать вопросы, на которые у меня нет ответов.
— В самом деле?
Я поднялся со стула и подтвердил:
— Именно. Но это правильные вопросы. Вряд ли дядя опасался меня столь сильно, что решился на подобные траты. Хорошие наемники обычно недешевы. Он либо затеял нечто противозаконное, либо имел основание опасаться нападения.
Бастиан Моран кивнул.
— Вы свободны, виконт, — объявил он и вышел за дверь.
Я немедленно бросился следом.
— Старший инспектор! — крикнул, выскочив в коридор. — А мои
Вместо Морана ответил один из караульных.
— Пройдемте, — позвал он за собой. — Вам все вернут.
В канцелярии сыскной полиции меня дожидался знакомый уже детектив-сержант, рыжеусый и желтоглазый. Он достал из папки опись изъятого имущества, попросил ознакомиться с ним, а потом начал выкладывать на конторку одну позицию за другой. Нож, зажигалку, портмоне, банкноты и монеты, жестянку с леденцами, темные очки, документы о вступлении в права наследования, «Цербер» и отдельно кассету с двумя целыми и одним стреляным патроном, нетронутую кассету с патронами серебряными, пустую кобуру, обойму к «Рот-Штейру», трость и фотокарточку с посвящением на обороте и затейливой подписью «Эмиль»…
Фотоснимок я нервно сунул во внутренний карман пиджака; детектив-сержант не обратил на это никакого внимания и потребовал:
— Если все верно, пишите, что претензий нет, и ставьте подпись.
Так и сделал. Потом быстро рассовал по карманам свои пожитки и поспешно покинул Ньютон-Маркт, словно бегущий из чистилища грешник. Выскочил во двор, отгороженный от улицы колоннадой портика, и подставил лицо лившейся с неба воде.
Стало легче. Легче, но ненамного.
Неожиданное родство с императорской фамилией, нападение Лазаря и бесследное исчезновение Елизаветы-Марии рвали измученную душу на куски, и от недавних событий просто шла кругом голова.
Что происходит? И почему в центре всей этой бесовщины именно я?
И самое главное — как могла оклеветать меня Елизавета-Мария? Если, лелея собственное самолюбие, я еще мог отнести записи в дневнике к безобидным фантазиям девушки, раздосадованной навязанным ей браком, то участие в похищении секретного патента в эту схему категорически не укладывалось.
Неужели она отводила подозрение от кого-то иного?
Но от кого?
И тут в меня словно молния ударила.
Альберт Брандт! Талантливый и обаятельный любимец женского пола, который неизменно сопровождал меня при всех якобы неожиданных встречах с Елизаветой-Марией. Более того, он писал ей стихотворное посвящение, а если учесть его увлекающуюся натуру и болезненный разрыв с Кирой, то он вполне мог перенести свои чувства на новый объект.
Таинственная незнакомка! Не о дочери ли Фридриха фон Нальца он толковал подобным образом, не желая портить со мной отношения?
Я невольно ускорил шаг и бросился бы бежать бегом, если бы мысли не вернулись к странному ограблению барона Дюрера. На кой черт поэту сдалась технология изготовления дюралюминия? Он никогда не был замечен ни в чем предосудительном!
Деньги? Неужели Альберт так сильно нуждался в деньгах? Или попросту вознамерился сбежать с моей возлюбленной?
Моей?!
Сердце пронзила острая
Кого-нибудь? О нет! Захотелось убить Альберта!
Я дорожил его дружбой и такое предательство простить никак не мог. Но не мог и убить, у меня бы просто не поднялась рука причинить ему вред. Да и как жить дальше с таким тягостным грузом на душе? Только пулю в лоб…
А умирать мне вовсе не хотелось. Хотелось жить. Хотелось, как никогда.
Я заменил стреляный патрон в кассете «Цербера» новым, с серебряной пулей, и отправился в греческий квартал. Шанс застать в «Прелестной вакханке» Альберта был невелик, но шторм и в самом деле мог спутать все планы. Я должен был посмотреть ему в глаза и решить, как быть дальше.
Просто должен был, и все.
5
«Прелестная вакханка» оказалась забита под завязку, не было ни одного свободного столика, всюду теснились нашедшие убежище от непогоды зрители. Я заказал чашку кофе, махом выпил ее, кинул на стойку пару монет и поднялся на второй этаж.
Дверь в апартаменты оказалась не заперта. Сам Альберт стоял перед зеркалом и одевался, готовясь к выходу в свет.
— Приветствую! — выдавил я из себя против собственной воли. — Ты один?
— О, Лео! — обрадовался поэт. — Ты вовремя! Едем в термы!
Столь теплый прием сбил меня с толку, я заколебался и не решился высказать в лицо приятелю все те слова, что жгли меня изнутри.
В конце концов, я мог ошибаться. Иной раз случаются и не такие совпадения.
Случаются — да, только вот я в них не верил.
Не верил и все же скандала устраивать не стал. Подвела стеснительность или проснулся здравый смысл? Даже не знаю…
— В термы? — лишь высказал я удивление неожиданным предложением поэта и кинул котелок поверх лежавшего на полке бильярдного шара. — С чего бы это?
— О, это потрясающая история! — рассмеялся Альберт. — Знаешь, где я провел сегодняшнюю ночь и большую часть дня? Никогда не угадаешь! За решеткой! Можешь представить?
— Что натворил на этот раз?
— В том-то и дело, что ничего! Во время вчерашнего приема у барона Дюрера кто-то вскрыл сейф, и всех гостей обыскивали, словно закоренелых преступников. Уму непостижимо! А потом нас… как же они это назвали… изолировали на время проведения предварительного дознания!
Я натянуто улыбнулся:
— Но в этом есть и хороший момент, не правда ли? Твоя таинственная незнакомка была вынуждена открыть свое инкогнито.
Поэт затянул шейный платок и отвернулся от зеркала.
— К счастью, она покинула прием до приезда полиции, — сообщил он. — Но видел бы ты, какой фурор среди гостей произвела моя дама с вуалью!
Я приложил ладонь к нестерпимо нывшему сердцу, и Альберт участливо поинтересовался:
— Лео, с тобой все в порядке?
— Ерунда, просто выдался напряженный день.