Всеблагое электричество
Шрифт:
Дивясь непонятной иллюминации — что еще опять Елизавете-Марии в голову пришло? — я поднялся на крыльцо, прошел в прихожую и запер входную дверь. Положил сумку на пол, сам уселся на пуфик и зажал лицо в ладонях, не зная, как выстроить предстоящий разговор с суккубом. Хотелось рвать и метать, но связавшие нас узы накладывали определенные ограничения.
Убить девушку я не мог, как бы мне того ни хотелось.
Обреченно вздохнув, я стянул промокшую куртку, убрал ее на вешалку и отправился на поиски девушки,
Теодор лежал, безжизненно глядя стеклянными глазами в потолок. Он был мертв.
Я немедленно выхватил из кармана «Цербер» и замер, напряженно вслушиваясь в тишину пустого особняка. Первым порывом было кинуться за сумкой с зажигательными гранатами, но пересилил себя и не сдвинулся с места.
На теле дворецкого не было ни ран, ни пулевых отверстий, нигде не алело ни капли крови, и мне представлялось в высшей степени сомнительным, что слугу прикончил Лазарь. Зато вспомнились слова Альберта о том, что его пассия намерена в самое ближайшее время обрести долгожданную свободу и укатить с ним на континент.
А не затеяла ли Елизавета-Мария новую игру? Что, если она отыскала способ обойти связавшую нас клятву?
Мысль эта заставила неуютно поежиться, и первым делом я проскользнул в гостиную. Но нет — сабля деда висела на своем месте над камином.
Прижимая «Цербер» к груди, дабы его не вырвали из рук, я заглянул в обеденный зал, никого не оказалось и там. В тишину пустого дома то и дело врывались раскаты грома, всякий раз начинали дребезжать оконные стекла; казалось, где-то неподалеку идет ожесточенный бой. Спокойствия это нисколько не добавляло.
Окончательно сбитый с толку, я направился на кухню и замер в дверях как вкопанный. Елизавета-Мария лежала на полу с бледным как мел лицом и посиневшими губами, руки и ноги девушки содрогались в конвульсиях, глаза закатились так, что зрачков не было видно вовсе.
Волосы на затылке зашевелились от ужаса. Кто бы ни расправился с моими домашними, он оказался настолько искусен в своем ремесле, что умудрился прикончить живого мертвеца и совладать с суккубом, а теперь ждал меня…
Бежать!
Я попятился, выскочил в коридор и рванул в прихожую. Краем глаза уловил в дверях библиотеки смутное движение, крутнулся на месте, вскидывая пистолет, и вдруг, сам не заметил как, очутился на полу.
Голова кружилась, перед глазами все плыло, и валявшийся неподалеку от вытянутой вперед руки «Цербер» виделся смазанным пятном. Не чувствуя собственного тела, я попытался дотянуться до него, но промахнулся, и сразу в поле зрения возникли лакированные штиблеты, все в разводах подсохшей грязи.
Незваный гость небрежным движением ноги отодвинул от меня пистолет и спокойно произнес:
— Это слабое подобие инсульта, виконт. Ничего страшного. Пока.
Я попытался подняться, но с левой
— А это сердце, — повторил все тот же по-стариковски надтреснутый голос. — Сердце — удивительная мышца, я вам доложу! Сутки напролет оно беспрестанно качает кровь, день за днем, месяц за месяцем. Всю жизнь. Изнашивается, конечно. А бывают и врожденные дефекты. Неизлечимые даже, как у ее высочества.
— К черту! — выдохнул я, попытался приподняться на четвереньки, но левая рука подломилась, и небрежным тычком туфли в бок меня опрокинули на спину.
— Сердце изнашивается, виконт, — повторил возвышавшийся надо мной старик, седой и морщинистый. — Вы не думали, что ваше уже исчерпало свой ресурс?
Я взглянул в бесцветные глаза сиятельного и помотал головой.
— Верно! — рассмеялся тот. — Это все мои проделки, мой талант. Виконт, одного маленького тромба достаточно, чтобы вас парализовало до конца дней, поэтому умоляю — давайте без глупостей.
Боль понемногу начала отпускать, сердце перестало пропускать удары, вернулась способность шевелить руками и ногами.
Я отполз от сиятельного, прислонился спиной к стене и спросил, не особо выбирая выражения:
— Какого черта вам надо? Шкатулку? Так у меня ее нет!
— Виконт, не играйте со мной. Не стоит, — потребовал старик, один из тех, что привязывали меня к электрическому стулу. — И не надейтесь на защиту особняка, меня аггельской чумой не пронять.
— Что вам надо? — повторил я.
— Книгу!
— Какую еще книгу?
Сердце словно стиснули в стальных тисках, боль ошеломила, и на миг я просто потерял контроль над собственным телом. Этого времени сиятельному хватило, чтобы склониться ко мне, обшарить карманы и завладеть надорванным фотоснимком.
— Мне нужна книга, которую держит в руках девчонка, — заявил старик.
— Это моя мама, — хрипло выдохнул я.
— Тем хуже для вас, виконт, — нахмурился старик. — В противном случае я бы сюда не пришел.
— Зачем вам книга?
— Вы не в том положении, чтобы задавать вопросы.
— И все же?
Старик снял пиджак и повесил его на дверную ручку; вытащил из манжет массивные золотые запонки и начал без спешки закатывать рукава дорогой сорочки.
— Отдайте мне книгу, — предложил он, — и я сохраню жизнь вашей подруге.
— Не мне?
— О нет! Вам я сохраню жизнь, если вы станете упрямиться. Вот только в голове у вас лопнет сосуд, и вы останетесь парализованным и проведете остаток дней в лечебнице для малоимущих. А я стану приходить раз в неделю или две и спрашивать, не желаете ли вы оборвать свои мучения. В обмен на книгу, разумеется. Так к чему все усложнять?