Всеблагое электричество

Корнев Павел Николаевич

Александр Дьяк лишь покачал головой.

— Боюсь, все не так просто.

— В смысле? — не понял я, отставил стакан с чаем на верстак и спросил: — Что вы имеете в виду, Александр?

Изобретатель тяжело вздохнул и пояснил свои слова:

— Боюсь, речь идет о другом сигнале на той же волне. Если совместить листы, то в графике становятся заметны элементы оригинального сигнала. Вчера вечером включился новый передатчик! Он работает на той же частоте, что и передатчики «Всеблагого электричества», и сигналы накладываются друг на друга. Это каким-то

образом нарушает защиту…

Я покачал головой.

— Не верю в подобные совпадения.

— О совпадении и речи быть не может! — уверил меня Дьяк. — Посмотрите сами: новый излучатель передает чрезвычайно схожий сигнал и за счет этого заглушает старый.

— Это слишком сложно для меня.

— Помните, вы просили меня перевести в морзянку Pater Noster и передать его в эфир? А теперь представьте, что кто-то одновременно посылает такой же сигнал, но в обратном порядке, как это водится на черных мессах! Это просто аналогия, но сам принцип…

— О дьявол! Александр, кому вы направляли выкладки собственных исследований, Эдисону и Тесле? Так?

— Я никого ни в чем не обвиняю! — в штыки воспринял мои подозрения Александр Дьяк. — Не единожды случалось, что разные ученые совершали одни и те же открытия независимо друг от друга практически одновременно!

— Эдисон и Тесла, — повторил я, вспомнил о недавнем заговоре, когда преступники оказались вооружены электрическими метателями совместного производства «Кольта» и «Электрического света Эдисона» и вздохнул: — Эдисон…

— Прошу вас воздержаться от огульных обвинений! — возмутился Дьяк. — Это просто чудовищно!

— Бросьте, Александр! — перебил я изобретателя. — Мы не на суде! Расскажите об этом новом передатчике. Можно вычислить его местонахождение?

Дьяк вздохнул и поманил меня к задней двери. Распахнул ее и указал на багряные облака над дворцом.

— Передатчик там! — уверенно заявил старик.

— Почему вы так решили?

— Свечение облаков вызвано повышенной концентрацией потусторонней энергии, — пояснил изобретатель, закрывая дверь. — Судя по диаметру сияния, мощность передатчика невелика и он покрывает только центральную часть Старого города, а мой грозоотметчик ловит лишь отголоски его сигнала.

— В самом эпицентре… — пробормотал я. — Во дворце…

— Я постелю вам на диване, — предложил Александр Дьяк и, шаркая домашними тапками по полу, ушел в кладовку. — Утром поеду в лекторий «Всеблагого электричества», они должны знать, что происходит. И не отговаривайте меня, Леопольд Борисович. Не отговаривайте! Я все решил!

Я не стал даже пытаться.

На текущий момент инфернальное воздействие коснулось лишь района императорского дворца, но остальной город оставался в опасности до тех самых пор, пока работает таинственный передатчик. Вдруг его запустили не на полную мощность или он такой не один?

От тяжелых раздумий разболелась голова; в доме стало тесно и душно, словно я, подобно сказочной Алисе, вдруг увеличился в размерах.

— Александр! — окликнул я изобретателя. —

Возьму ваш плащ?

— Вы куда-то собрались? — удивился старик.

— Пройдусь.

— Берите, конечно! — разрешил Александр и сразу забеспокоился: — Вы надолго?

— Дождитесь меня, — попросил я. — Сходим в лекторий вместе.

— Договорились! — обрадовался старик, приободренный моей поддержкой.

Жалея о невесть где позабытом реглане, я с трудом влез в слишком узкий и короткий плащ, нацепил на макушку синюю фетровую шляпу и вышел за дверь.

На улице с неба сыпалась мелкая холодная морось: я вышел с заднего двора лавки и поспешил на звуки стрельбы. Артиллерийская канонада в окрестностях императорского дворца не смолкала ни на миг, орудиям вторило стрелковое оружие — хлопали винтовки, часто-часто тарахтели пулеметы; изредка окна домов звенели от далеких разрывов бомб. В небе кружили армейские дирижабли, но к захваченному демонами району они приближаться не рисковали.

Горожан к этому времени на улицах заметно убавилось. Кого-то уговорили разойтись полицейские, кого-то распугал дождь. Да и смотреть особо было не на что: багряный пламень в небе над дворцом размеренно пульсировал, словно призрачное сердце, а в остальном ничего интересного не происходило.

Впрочем, хватало и тех, кто не поддался на уговоры констеблей и остался на мостах и тротуарах глазеть на свечение ночного неба. Слышались причитания из-за гибели наследницы престола и ругань на бестолковое правительство, но крамольные разговоры моментально стихали, стоило только оказаться поблизости полицейскому наряду.

Я в своем желании подобраться поближе к Старому городу оказался не одинок, и хоть выставленные на перекрестках постовые заворачивали любопытствующих назад, пронырам ничего не стоило отыскать обходные пути.

Постепенно шум выстрелов и взрывов приблизился, и на улицах начали попадаться армейские патрули, которые разгоняли зевак, не делая исключений ни для газетчиков, ни для служащих местных управ. Я решил не рисковать и по пожарной лестнице забрался на крышу четырехэтажного дома, рассчитывая осмотреться с высоты. До меня это место уже облюбовала стайка местных пацанов и два фоторепортера; вид на Старый город отсюда открывался на удивление неплохой, а багряное пятно в небе теперь, казалось, пульсировало прямо над нашими головами.

Дальше по улице темноту ночи то и дело разрывали вспышки винтовочных выстрелов, но по кому ведут огонь солдаты, отсюда было не разобрать. Не удавалось разглядеть этого даже приникшему к морскому биноклю дедку, который начинал грязно ругаться всякий раз, когда с расспросами к нему подлезал кто-то из пацанов.

Неожиданно дом вздрогнул и вроде бы даже покачнулся, а миг спустя кучей битого кирпича осыпался угловой особняк на соседнем перекрестке. К нему с басовитым рыком подкатил гусеничный паровик, опустил свой ковш и принялся сгребать обломки на проезжую часть, сооружая вторую линию обороны.