Всегда солдат
Шрифт:
Минут десять шагали молча. Я шел и ломал голову, как выкрутиться из беды, но ничего не мог придумать. Впереди у дороги колыхалась под ветерком нескошенная пшеница. В хлеба броситься? Рискованно, но можно, авось пуля и минует. А дальше? Полицаи поднимут шум, предупредят других, устроят облаву. Нет, такой план не годился.
Захотелось курить. Сунул руку в карман брюк, пальцы нащупали только табачную пыль. Внезапная мысль обожгла мозг.
– Поищите по карманам табачную пыль, - шепотом передал я Василию и
– Зачем?
– Надо, - и пояснил: - Ты, Виктор, ближе к лошади. Сделаем остановку, как будто закуриваем. Когда морда коня окажется рядом, брось ему пыль в глаза.
Клементьев понимающе подмигнул.
Табачной пыли набрали целую горсть. Часть ее пустили на закрутку.
– Вперед, не останавливаться!
– крикнул один из молодчиков.
– Пан полицай, - заискивающе произнес Василий, - нам только закурить.
Бедарка медленно приближалась. Виктор, скосив глаза, следил за ней.
– Давай, - шепнул я, - рядом уже.
Клементьев метнулся к коню и швырнул табачную пыль в его огромные агатовые глаза. Животное вскинуло морду, жалобно заржало и резко рванулось в сторону, угодив передними ногами в неглубокий кювет. Двуколка перевернулась, полицаи покатились по земле. Винтовки остались на дороге. Мы с Василием бросились к оружию, Виктор подскочил к полицаям.
– А ну, снять ремни, живо!
Те молча повиновались. Виктор скрутил им на спине руки.
– Что делать с сопляками?
– спросил Василий.
– Расстрелять изменников, - просто ответил Клементьев.
Парни побледнели, потом повалились нам в ноги. Отправлять на тот свет этих мальчишек мы и не собирались, но, чтобы проучить их и нагнать больше страху, [70] разыграли сцену. Виктор настаивал на расстреле, Василий слабо противоречил, я помалкивал. Поняв, что от моего слова зависит приговор, полицаи все внимание обратили на меня.
– Сжальтесь, дядько, - канючил Петро.
– Мы не по своей воле пошли в полицаи. И лошадь и двуколку берите, только отпустите нас.
– Отпусти вас, так вы стрекача и сразу в Казанку за гитлеровцами.
– Мамой клянусь, никому ни слова не скажем!
– Маму вспомнил, падло!
– презрительно бросил Клементьев.
– А когда немцам продавался, о матери забыл? В советской школе учился, советские книги читал, а в душе кулаком оставался. Наверное, батька твой из раскулаченных?
Петро отрицательно замотал головой и покосился на товарища. В глазах его мелькнул испуг. Виктор заметил это и усмехнулся.
– Ладно, некогда с вами тут валандаться. Отпустим. Но в другой раз живыми не уйдете. Помни, мы вернемся, и тогда каждого предателя потребуем к ответу. Так и передай всем изменникам. А теперь, марш в пшеницу!
Отведя полицаев метров на сто в хлеба, Клементьев вставил им в рот кляпы и приказал лечь на землю.
Двуколка и лошадь крепко
– Комфорт кончился, - констатировал Василий Вязанкин.
Это случилось утром
Наученные горьким опытом, мы стали осторожны. Прежде чем войти в село, долго наблюдали за ним издали. В хаты сразу не входили, а предварительно узнавали от хозяек о полицаях и немцах.
Но маршрут наш неожиданно изменился. В одном из сел узнали, что двигаться к Черкассам через Знаменку нельзя: дорога путаная и сильно охраняется гитлеровцами. [71]
– Край лесной, и партизаны там житья немчуре не дают, - говорили нам.
– На дорогах патрули. Лучше обойти Кировоград степной стороной. Хоть и намного длиннее, да зато надежнее.
Этот путь действительно оказался спокойным. Только в одном месте повстречались с местным жителем. Он сразу догадался, кто мы, и посоветовал дальше передвигаться в одиночку.
– В селах только женщины остались да дети, а вы трое здоровых хлопцев идете на виду у всех. Так не годится. Нужно врозь. Я сам бежал из Лодзи… Бежало нас много, а до дому добрались единицы… Запомните: вы приближаетесь к Днепру, а Днепр нынче - граница и хорошо охраняется.
– Подумаем.
– Думайте, да недолго… А сейчас айда ко мне. Переночуете, а утром по холодку опять в путь…
Едва рассвело, хозяин дома разбудил нас, снабдил на дорогу едой и дал новый совет:
– На Днепре есть село Топиловка. Там моя старшая сестренка живет. Ее муж и двое сыновей в Красной Армии служат, осталась она с младшим Витькой. Паренек шустрый, он вас и переправит через реку. Найти их просто - как войдете в село, смело шагайте в третью хату справа. Ну, путь добрый!
– Спасибо. Счастливо оставаться!
– Оставаться долго не думаю. Вот приду в себя малость и вслед за вами к фронту подамся. Сестре скажите, что вы от Петро.
– Догоняй нас, Петро!
– пожелал на прощание Клементьев.
Тот день мы прошли втроем, и последнюю ночь перед расставанием провели вместе в копне соломы. Долго не могли заснуть. Вспоминали горькие дни, проведенные вместе, мечтали о том, как после войны опять встретимся. Условились, что встреча эта состоится непременно в Москве у меня - на Ульяновской.
Пошел уже второй месяц наших совместных скитаний после бегства из плена. Тридцать пять дней пробирались мы на восток, к фронту, куда нас властно звали воинский долг и любовь к Родине. За это время [72] стали словно братья, обрели крепкую веру друг в друга. И вот приходится расставаться…