Всего лишь измена

Соль Мари

— Измайлова! Когда ты тупила с бокалом в руке, я молчала? Вот и ты помолчи! — возмутилась Любаня.

— Закругляйся уже, говорун! — Мила встала, и под крик, — С днём рождения! — все радостно выпили.

Риточка, Таня и Нина пошли покурить. Милка с Любаней продолжали отчаянно спорить. Светуля с Маришей отправились в дамскую комнату. А ко мне подошёл официант! Он снял с подноса наполненный фруктами хрустальный вазон. Рядом с ним на столе примостилась бутылка вина.

— Простите, но мы не заказывали! — прокричала ему, опасаясь,

что счёт наш сильно вырастет.

— Это подарок, — ответил галантно, и указал мне на барную стойку. За которой сидел человек.

Я сощурилась, со своего места едва ли сумев различить, кто даритель. Но отчётливо видя мужчину, махавшего мне в знак приветствия. Милка, тут же поймав направление взгляда, присела поближе ко мне:

— Это кто?

— Я не знаю, — пожала плечами.

— Дольская! Ну-ка колись! — подтолкнула она, — Ты уже подцепила кого-то?

— Да никого я не цепляла! — одёрнула Милку.

А та, подскочив, зашагала решительно в сторону бара.

— Мил, подожди! — прокричала ей в спину. И устремилась туда же, едва поспевая за ней.

Милка, с таким неподдельным изяществом облокотилась о барную стойку своим локотком. Я же, встав рядом, стыдливо держала сплетёнными руки. Будто те могли вырваться и натворить чего-нибудь!

— Это вы угостили наш столик вином? — поинтересовалась она.

Он кивнул, оглядев вертихвостку. Милка умела подать себя так, что у мужчин отвисала челюсть. Осанка, походка, уверенный взгляд. Словно тело ей шло, было в пору! А моё заставляло постоянно испытывать дискомфорт. Вот и тогда подмышки вспотели. И я подумала, что очень сильно нуждаюсь в салфетках. Но отлучиться никак не могла.

Мужчина был тот, из салона. Правда, с тех пор он оброс. Но выглядел также с иголочки! Одарил меня взглядом, мельком. Я решила тогда, что ему однозначно понравилась Милка. Немудрено! В нашей паре всегда было так. Она собирала верха, а я подбирала остатки.

— Да, это красное, — ленивым, слегка снисходительным тоном, ответил сидящий за стойкой магнат. Точнее, отец его был таковым! А вот он… вероятно, пока управлял только частью.

Я увидела рядом охранника. Почему я решила, что это — охранник? Наверное, взгляд, отстранённый, почти как у робота. И телосложение! От ширины его плеч меня настиг мышечный спазм.

— Мил, я писать хочу, — прошептала подруге на ушко.

Но та отмахнулась:

— Иди!

— Если вам нравится белое, я попрошу поменять, — добавил он, и постучал по столу зажигалкой.

— Нет, что вы! — воскликнула Мила, — Я обожаю красное! Оно так похоже на кровь.

Он кончиком рта усмехнулся. Шепнул что-то парню, сидевшему рядом. Тот встал и пошёл сквозь толпу.

— У вас какой-то праздник? — поинтересовался у Милы.

— Да, — нехотя вскинула бровь, — У подруги моей день рождения!

Прозвучало так, словно подруги здесь нет. Богачёв перевёл взгляд с неё на меня. И меня окатило испариной.

—

Поздравляю! — сказал.

Тут вместо быстрых мелодий, ди-джей объявил:

— А теперь медленный трек! Для прекрасных дам за дальним столиком.

Музыка резко сменилась. И голос солиста А'Студио начал куплет:

— Ты явилась нежданно,

Как из лунного сна,

О, если б знала ты, что мне нужна

Только ты одна…

Богачёв встал со стула. Демонстрируя Милке и мне свой значительный рост. Протянул руку, бросив в мой адрес:

— Тогда позвольте мне пригласить именинницу?

Я покраснела. Ещё сильнее вспотела! Кажется, пот просто лился ручьём из подмышек.

«Как же я буду танцевать с ним такая потная?», — в отчаянии думала я. Но отказать не посмела! Не глядя на Милку, дала ему руку. И, с лицом агнца, которого повели на заклание, пошла вместе с ним в центр танцпола. Там, кроме нас, было много других романтических пар, оценивших сей трек.

— Ливни долгие лили,

Были ночи без сна,

Но в стуже сердце озарила как весна

Только ты одна!

— продолжал исполнять мужской голос.

Я по велению сильных ладоней, прильнула к нему. И закрыла глаза, так как тело моё погрузилось в какую-то бездну. По нему сверху вниз побежали мурашки. И, несмотря на испарину, мне стало холодно! Только в местах, где ладони мужские касались меня сквозь тончайшую ткань, ощущалось тепло…

— Дай мне, дай мне

Долгим огнем пылать во мгле и в ненастье…

— вторил этим неведомым чувствам певец.

Мой партнёр наклонился, отвёл от лица мои волосы. И прошептал, щекоча:

— Я надеюсь, вам есть восемнадцать? — прозвучало так, словно он собирается сделать со мной нечто большее, чем просто прижать к себе в танце.

Я машинально кивнула:

— Мне двадцать сегодня.

— Чудный возраст, — шепнул, тронув ухо щетиной.

— С-па-сибо, — почти по слогам отчеканила я.

Ощущение было, что я не танцую, плыву! Я, поддавшись порыву, закрыла глаза. И совсем утонула в объятиях, в музыке, в чувствах, которые жаркой волной наполняли моё невесомое тело.

— Дай мне! Дай мне…

Ночью и днем сгорать в костре грешной страсти.

— словно читал мои мысли этот проклятый мотив. Не давал поднять глаз на него.

— Ты дрожишь, — его руки сомкнулись на талии. Я позабыла о потных подмышках, о потных ладонях, о том, что за столиком гости, и нужно вернуться туда…