Всего один поцелуй

Нэш София

– Ты не должен ничего объяснять. – Она вошла в кусты, спугивая животных, которые могли там быть. – Ты был очень занят. Школа, работа, а потом брак и постоянные поездки в разные страны.

– Я не ищу оправданий. Дела людей говорят сами за себя. В конечном счете, слова ничего не значат. – Его шаги послышались рядом с ней в кустарнике. – Ты согласна?

– Честно говоря, нет. – Она остановилась и повернулась к нему. – Я всегда думала, что Энтони больше всего страдал от твоего молчания. Хотя бы одно письмо, хотя бы одно слово…

Куинн резко отвернулся.

Солнечный свет четко обрисовал его профиль, а на твердом подбородке билась жилка.

– Когда я последний раз видел своего кузена в городе много лет назад, мои слова мало на него повлияли.

– Боже мой, – кровь прилила к кончикам ее пальцев, – я не знала, что вы с ним виделись!

Сокол упал на жертву. Стройное тело его было похоже на слезу, летящую с невиданной скоростью – быстрее, чем любое другое животное на земле.

– Вы встретились после того, как Энтони выгнали из Оксфорда? – Она внимательно взглянула в глаза Куинна.

– Да. Я несколько раз встречался с ним на протяжении года. Это было неизбежно. Неженатым джентльменам всегда рады на приемах в Лондоне, – странно улыбаясь, сказал он. – Последний раз я видел его уже после того, как женился. Перед поездкой в Португалию.

Куинн смотрел на нее как будто издалека – и она не могла понять почему. Необходимость вернуть Облидж, снова надеть ей на голову клобучок и посадить на ветку, на которую они часто ее сажали, обрадовала ее.

– Раз уж так, – ровным голосом произнесла она, – я рада, что вам довелось увидеться прежде, чем он умер. Он изменился – на самом деле все изменилось – после того, как ты так неожиданно уехал из Пенроуза в школу. Но я думаю, ты и сам это заметил – его измученный вид, постоянное беспокойство, – ведь у него не было отца, который остановил бы его, или старшего брата. – Она услышала, как шаги Куинна затихли рядом.

– Джорджиана, когда я уезжал из Лондона, я знал – он не сможет преодолеть и пережить печальное влияние приукрашенных гадючьих гнезд города. – Он замолчал, и ей очень захотелось взглянуть на него, но она не осмелилась. – Если бы я был более достойным человеком, я бы, возможно, нашел в себе силы вернуться. Попытаться остановить его, – продолжил Куинн. Глаза его потемнели. – Но я такой, какой я есть.

Джорджиана уже предложила ему оправдание его внезапного отчуждения от нее и Энтони – его лучшего друга. Но казалось, он ждет чего-то большего. Чего-то, что она стеснялась сказать.

Она устала притворяться. Этого человека она любила всеми фибрами души больше половины жизни. И теперь она должна попробовать выяснить правду, хотя до сих пор так и не набралась храбрости этого сделать.

– Но почему же ты не вернулся? – Она, сама того не сознавая, уперла руки в бедра. – Почему оставил нас? Почему никогда не писал?

Куинн уставился на нее пустым взглядом, как будто ошеломленный ее прямотой. А потом его лицо снова стало непроницаемым, каким было с самого возвращения. В какое же отчаяние приводила ее эта лишенная эмоций маска!

– Даже я не могу простить себя за то, что не

спасла его. Ты же был его лучшим другом, его кузеном. Он боготворил тебя. Энтони относился к тебе, как к старшему брату. Он сделал бы все, о чем бы ты его ни попросил. – Она запнулась. – На самом деле я удивлена, что ты вернулся. Все мы, даже мой отец, считали – ты нас забыл, и более того – мы никогда и не значили ничего для тебя…

Сильные руки схватили ее и встряхнули. Она подняла взгляд и увидела наконец, как на его лице отразилась буря чувств.

– Значили. Ты знаешь это.

– Знаю ли?

Его пальцы болезненно вонзились в кожу ее рук. Он горящим взглядом смотрел прямо ей в глаза.

Вдруг она услышала шорох. В росших рядом кустах кто-то зашевелился – из болиголова выглядывала маленькая девочка. Малышка прыснула хулиганским смехом, поняв, что ее увидели.

– Папа, ты собираешься поцеловать ее и извиниться, чтобы я могла, наконец, выйти из кустов? – Озорная мордашка уставилась на Куинна.

Выражение его лица мгновенно изменилось, и на нем появилось то, чего Джорджиана не видела уже так давно, – искренняя радость.

– Фэрли! – Он бросился к дочери и закружил ее. – А где же мисс Биддлуорд?

– Папа! – Маленькая девочка обвила руками его шею. – Старая мисс Би прилегла отдохнуть. И велела мне сделать то же самое. Ха! Это же ужасно скучно!

Джорджиана с интересом смотрела на Куинна. Он просто светился от радости. Смотреть на абсолютно счастливого Куинна было почти больно. Таким она его не видела никогда.

– И, судя по состоянию твоего платья, ты вылезла через окно? Я даже не буду спрашивать, как ты не убилась, слезая со второго этажа, если пообещаешь больше никогда так не делать. И кстати, сколько раз я говорил тебе – не шпионь за людьми!

– Но ты же шпионишь, – возмущенно возразила девочка. – Я сама слышана, как ты говорил об этом с мамой.

Он замялся:

– Да, хм… во время войны людям порой приходится заниматься вещами, о которых они и помыслить не могли при других обстоятельствах, – пробормотал он, поглаживая нос. – Это часть моей профессии, и мне за нее платят.

– В таком случае мне тоже должны платить, – хихикнула девочка. – Кто эта леди, папа? И почему ты сделал ей больно? Ты учил меня никогда никому не делать больно – даже когда Тимми Брэдфорд оторвал руку моей кукле. А эта леди точно с ним не сравнится. Я не видела, чтобы она что-нибудь кому-нибудь отрывала.

Куинн покачал головой и с преувеличенной торжественностью поднял девочку и поставил перед Джорджианой:

– Мадам, могу ли я представить вам мою дочь Фэрли? – Он повернулся к девочке: – Дорогая, продемонстрируй, как прекрасно ты делаешь реверанс.

Девочка, тряхнув светлыми локонами, присела в худшем реверансе, который Джорджиана когда-либо видела. После этого дочь Куинна закатила глаза, голубые, как колокольчики на корнуоллских полях.

– Ну, посмотрим, как получится у вас, – чрезвычайно смешно, с вызовом сказала девочка, угадав мысли Джорджианы.