Вселенская пьеса
Шрифт:
– Тогда давайте не будем тянуть время, - предложил я, стараясь за решимостью скрыть все свои сомнения.
– Э, нет, - тут же поднялся Патрик.
– Я тебе сейчас кое-что разъясню, парень. Во-первых, мы берем с тебя слово о неразглашении того, что ты увидишь. Нарушение его недопустимо. Пойдешь под суд как политический и никакая Родина за тебя не вступиться...
– А Россия вообще осведомлена о том, что вы тут творите?
– тут же подскочил я.
– Ты встретишься с уполномоченным правительства своей страны до того, как подпишешь какие-либо бумаги, -
– И подписывать, конечно, будешь под приглядом дипломатов, никак не сам и никак не с бухты-барахты. Они, признаться, против твоей кандидатуры, ты должен понимать. Самый обычный студентик, они хотели запихнуть на борт какого-нибудь заслуженного майора, пропитого политикана и настоящего бойца. Но так, как первый выживший - наш человек, именно он обладает правом выбора. И уважаемый мистер Стерт выбрал тебя. Это его выбор, мы не одобряем, но и не осуждаем.
Теперь о другом. Ты подпишешь документы на случай, если выживешь и на случай, если погибнешь. Если выживешь, ты обязуешься служить Земле столько, сколько потребуется и ровно до того момента, пока тебя не признаю непригодным. Любое твое заявление об отставке, об уходе с корабля, будет рассмотрено высоко стоящими правительственными чинами, и мы оставляем за собой право отказать тебе в уходе, если у нас не будет другого выбора, а ты будешь признан годным и адекватным. До освобождения тебя от должности члена экипажа корабля, все документы и сам ты будешь принадлежать Объединению Правительств Земли, которое уже сформировано...
Я отстраненно подумал, что под это дело создали, должно быть, множество разных отделов и организаций, управляющих механизмов и секторов. И на все выделили огромные деньги!
– В случае твоего неповиновения, - продолжал военный, - или угрозы с твоей стороны, русский студент Антон Доров будет немедленно ликвидирован.
Патрик выдержал долгую трагическую паузу и продолжал:
– На случай гибели ты подпишешь документы о принятии тобой рисков, а так же о твоем согласии с тем, что мы представим твою смерть как исчезновение - то есть несчастный случай.
– Бред какой-то, - пробормотал я.
– Это не бред, это гарантии.
– Ах, гарантии!
– встрепенулся я.
– Тогда позвольте мне узнать о гарантиях для меня, как частного лица.
– Эко ты загнул, парень!
– усмехнулся Патрик. Родеррик деликатно отвернулся.
– Неужели тебе недостаточного того, что ты будешь иметь честь принять участие в освоении космоса?
– Не думаю, что это хорошая идея, - фыркнул я.
– Если я буду служить на космическом корабле, хочу знать о том, что я с этого получу.
– Резонно. Тебе выделят хорошее ежемесячное жалование, которое будет дожидаться тебя на Земле в банке или там, куда ты захочешь перенаправить деньги...
– Сколько?
– тут же спросил я.
– Двадцать пять тысяч, - спокойно ответил военный.
– Мало за такую серьезную, опасную и важную работу, - насупился я, хотя даже думать о таких суммах мне было... приятно.
– Родеррик, кого ты привел мне?
– хмуро спросил военный.
–
– Скорее, он оказался чуть умнее, чем ты подумал, - усмехнулся профессор и достал резную, вишневую трубку.
– Думаю, разговор немного затянется, и я с удовольствием покурю.
– Сколько бы ты хотел получать, парень?
– недовольно осведомился военный. Его улыбка говорила мне о многом: Патрик не верил, что я выживу и потому готов был даже поторговаться со мной.
– Вдвое больше, - без запинки ответил я.
– Плюс обязательный отдых после полетов не менее трех месяцев.
– Так, да?
– военный не выдержал и опустил крепкий кулак на стол.
– А может нам пообломать тебе пыл?
Я не счел нужным отвечать на провокацию военного.
– На счет отдыха даже не сомневайся, Антон, - заговорил Стерт, раскуривая трубку, - после каждого полета будет долгий карантин. Мы же не хотим занести на планету какую-нибудь инопланетную дрянь.
– Ну а с ценой, - прервал профессора Патрик, немного скривив губы, - ты примерно угадал. Жалование свое ты получишь... если выживешь.
– Договорились, - вздохнул я, - давайте сюда моего ответственного соотечественника. Буду говорить с ним. Думается, мне предстоит выслушать много обвинений и пренебрежительных слов.
– Надеюсь, тебя это не смутит, - сощурился Родеррик и выпустил в сторону облачко прозрачного дыма.
– Потому что мне ты уже сказал "да".
Я стоял и разинув рот смотрел на инопланетный корабль. Его черная, матовая поверхность, неровная, изрытая впадинами и выпуклостями, то и дело вспыхивала зеленоватыми искорками далеких, неизвестных мне тогда планет. Казалось, я смотрю в черное ночное небо.
У корабля была вытянутая форма, чем-то напоминающая миндальный орех со сморщенной фактурой чернослива. По бокам топорщились небольшие наросты, от чего уже в следующее мгновение звездолет показался мне большой птицей со сложенными крыльями. Только головы у этой птицы не было.
В более узкой части звездолета зиял черный овальный провал в рост человека - открытый люк. К нему был подогнан белый, авиационный трап. Под днищем корабля стояло множество палаток, к которым через дороги тянулись трубы и забранные в гофрированные кожухи пучки проводов.
Мир вокруг было жарким и сухим, состоящим из раскаленного бетона, красной пыли, железа и выхлопов уродливых джипов. Холмы, обступившие Южную Базу со всех сторон, казались безжизненными, высохшими морщинами на желтом лице мертвеца.
Среди асфальта, серых ангаров и бараков, отблеска железа и колючей проволоки, черный, словно сгусток космоса, инопланетный корабль казался неуместным, нереальным, чем-то несуществующим. Ангары, между которыми приземлился звездолет, несли на своих стенах следы пожара, кое-где асфальт был оплавлен, спекшись в капли мутноватого стекла. В одной из стен ангара слева зиял огромный провал с вырванными, отогнутыми в разные стороны железными краями.
– Это он сделал?
– тихо спросил я Родеррика.