Всем сестрам по серьгам
Шрифт:
Наталья быстро собралась, даже обедать не стала. Алена не решилась спросить, откуда она возьмет такие деньги, сочла, что это неудобно.
Все-таки старшая сестра — это вам не кот начихал! Взяла на себя такую проблему! Не такая уж она и плохая, Наталья, не такая равнодушная, как кажется. Ей ведь тоже несладко живется, вот в чем загвоздка.
Она высунулась в окно на кухне и закричала:
— Сашенька! Мими! Идите обедать!
В половине четвертого позвонил Андрей, весело сказал:
— Мы тут с Анькой попали на детский праздник, приедем попозже.
— А я не волнуюсь, — заверила Алена. — Она же с тобой…
Шестаков захлопнул крышку мобильного и отыскал глазами свою дочку. Счастливая Анька восторженно смотрела на увешанного бубенчиками клоуна, ловя каждое его слово. Они зашли в детское кафе выпить чаю с пирожными, и Анька тут же вписалась в компанию такой же восторженной малышни, собранной на чей-то день рождения, получила на голову бумажный колпак с кисточкой и забыла обо всем на свете.
А Шестаков вдруг с удивлением заметил, что с великой гордостью взирает на свою прелестную малышку, такую красивую, нарядную, словно маленькая принцесса, и даже победно оглядывается по сторонам, будто призывая всех присутствующих разделить с ним эту его великую гордость, восхищение и восторг.
Столько драгоценного времени потеряно зря! Больше он не станет валять дурака, сколько можно? Какое было лицо у Алены, когда она, открыв дверь, увидела его на пороге! Он помнил, как остро захотелось взять в ладони это ее лицо и осыпать его быстрыми поцелуями. И он бы, черт возьми, сделал это, если бы не Наталья, так некстати возникшая на горизонте.
Но что-то саднило душу, царапало как заноза — ускользающая мысль или размытый образ, — отвлекало, не давало покоя, пока, уже подъезжая к дому, он вдруг не понял.
— Анька, — повернулся Шестаков к дочке, — а что это у вас за новая фотография появилась? Кто этот мужчина?
— В стенке? — деловито уточнила та и лукаво прищурилась: — А-а-а, это наш новый папа Слава…
32
— Странный он человек. Перепады настроения с такой амплитудой, что не успеваешь перестроиться. В субботу поехал с Анькой менять пальто. Звонит веселый, все отлично, я ужин приготовила. Возвращается мрачнее тучи, в глаза не смотрит, лицо каменное. В чем дело, что случилось, какая муха его укусила — неизвестно.
— Да пошел он на фиг! — возбудилась Ольга. — Проку от него как от козла молока, только нервы мотает. Гони его в шею!
— Ну что ты мелешь? — вступилась за Шестакова рассудительная Вероника. — Он Анькин отец, дети его обожают. И живут они, между прочим, на его деньги.
— А чего ты тогда нос повесила? — накинулась на Алену Ольга. — Уж который год эта бодяга тянется, и конца-края ей не видно. Что ты пригорюнилась, как Аленушка на камне? Замуж за него хочется? Так смирись — не возьмет он тебя замуж, это давно ежу понятно! Уже расслабься и получай удовольствие!
— Ты что, с цепи сорвалась?
— А чего она зациклилась на этом споем Шестакове? Как будто других мужиков нет.
— Но ведь других-то действительно нет.
— Нет и не надо! Прошли,
— То-то она спит и видит, как бы тебя поскорее замуж выдать.
— Ну и что в этом хорошего? Зачем это надо? Лично я прекрасно себя чувствую! С мамашкой бы еще разъехаться — и полный улет! Никто не зудит, не храпит, не воняет, права не качает — сам себе режиссер! А эта ненормальная мечтает хомут на себя нацепить, замуж выскочить! И за кого?! За психопата, который ее в упор не видит! Конечно, может, психопатам стирать носки особенно приятно, я не знаю…
— Все сказала? — холодно осведомилась Вероника.
— А я еще и не начинала.
— Да ладно вам, не будем ссориться! — попыталась умиротворить подруг Алена.
— А мы и не ссоримся. Я просто хочу, чтобы ты наконец поняла, что из всех возможных вариантов в сложившихся обстоятельствах у тебя самый лучший, — опять завелась Ольга. — Чтобы ты не расстраивалась на пустом месте.
— Да я совсем не потому расстраиваюсь, не из-за Шестакова. Это я так, к слову сказала.
— А что случилось? Дети заболели?
— Дети здоровы, но кое-что случилось…
— Ты что, опять беременная?!
— От кого? От Святого Духа?
— Да говори уже, не томи! Вот тоже привычка дурацкая! Заинтригует и водит как козла на веревочке.
— Не хочу я об этом говорить на ходу.
— А зачем тогда начала? И разве с тобой можно по-другому? — удивилась Вероника. — С работы домой несешься как угорелая, в гости не ходишь, в кафе тебя не вытащишь. Уже стоишь на низком старте, — уличила она, — на часы поглядываешь. Я вообще больше к вам не приеду!
— Ну не обижайся, — обняла ее Алена. — Ты же все про меня понимаешь.
— Ну что, твоя Анька один разок до шести в саду не посидит? Обязательно в половине пятого ее надо забрать! Давай сходим куда-нибудь? Я приглашаю.
— Да разве в деньгах дело? Ну не могу я, девчонки! Ну что вы, не понимаете?
— Тогда сейчас говори, что случилось! — отрезала Ольга и решительно направилась к двери. — Пока не скажешь, не выпущу!
— Ну ладно, — кивнула Алена, набрала побольше воздуха и выдохнула: — Мне отец позвонил…
— Чей?
— Мой отец. Слава.
— Так он же… — ахнула Вероника. — И что?!
— Я чуть в обморок не упала. А он сказал, что пока прийти не может, потому что это опасно, — у него неприятности, и нужны деньги, много, двадцать тысяч долларов. Я Наташке позвонила — больше ни с кем об этом говорить не могла. Она сначала разозлилась, когда узнала про деньги, а потом сказала, что поможет. Мне кажется, она его голос узнала — как услышала, просто в лице переменилась. Они должны были вчера встретиться возле метро «Электрозаводская». Я думала, она мне позвонит, расскажет, а она молчит. А сама я звонить боюсь…